Не от усталости вздыхает, скорее всего от сознания своей беспомощности. Всегда так: насмотрится, почувствует, как земля велика, как много людей на ней, и все что-то делают, к чему-то стремятся, — ей это придает энергию, а его угнетает. Не может смириться со старостью, а пора бы уже.
— Хочешь, почитаю тебе детектив? Агата Кристи, — соблазняет Елена Дмитриевна.
— Нет, спать пойду. Снотворное дай.
— Попробуй без него. Может, уснешь.
Павел Матвеевич сердится: раз говорит, что нужно снотворное, значит, знает, что без него не заснет.
Елена Дмитриевна идет за снотворным на кухню, где у нее хранится аптечка. Павел Матвеевич направляется в спальню, там раздевается и ложится. Она приносит воду и таблетку.
— Глотай. Но, по-моему, зря.
Он поднимается на локте, глотает, запивает водой. Она повыше подкладывает подушку; он опять ложится.
— Не думай ты ни о чем, — советует Елена Дмитриевна.
— Как я могу не думать!
Действительно, совет не из лучших; она это понимает, целует его в худую щеку.
— Свет гасить?
— Гаси. Да не засиживайся сама долго.
— Ладно, я свое время знаю.
Ее время — до двух, трех ночи. Тишина на улице, тишина в квартире, только на кухне вода изредка капает из крана; переворачиваемые страницы шелестят, заботы отступают…
5
Елена Дмитриевна возвращается домой после обычного утреннего обхода магазинов. Сегодня она купила больше, чем всегда, в расчете на Диму, и колбасы, и масла, и два килограмма хека для пирога — дрянная рыбешка, но никакой другой нет, а Павел Матвеевич обожает рыбные пироги, и она тоже (старая сибирская привязанность); когда-то приходилось есть и с судаком, и с нельмой… как давно были эти пиршества! Молоко еще не привезли — странно стали доиться коровы! Знакомая продавщица шепнула Елене Дмитриевне, что будет сметана, и вогнала ее в краску — стыд и позор, честное слово, разве она просит какие-то привилегии! В хлебном магазине купила батон, кажется, все, больше ничего не нужно.