Двое в каюте

Но недолго держалось у Ермолина это хорошее настроение. Стоило ему расстаться со старшим лейтенантом, усесться одному на скамейку под кленами во дворе казармы, как неясная тоска начала посасывать сердце. Он смотрел немигающими глазами себе под ноги, не замечая шалостей ветра, гонявшего по утоптанной земле сухой, рано опавший кленовый лист, и думал о матери. Он представил ее, сидящую в вагоне, задумчивую, притихшую, без радости на лице. Ему захотелось перенестись к ней, сесть рядом, утешить ее. Он сказал бы сейчас матери, что не навсегда же они расстались! Вот выправит службу - предоставят ему отпуск, приедет в Сосновку… Но Александр тотчас же словил себя на этой мысли: «А когда это будет? В ту осень, лет через восемь?» Горькая усмешка тронула его губы. Он резко упрекнул себя: «Не то, все не то! Об этом ли надо говорить?» Он имел в виду свои ошибки.

Еще совсем недавно Ермолин считал правильным, что не проболтался матери о своих неудачах в службе, не расстроил ее, а вот теперь, когда уже не было возможности объяснить ей все, ему вдруг показался этот свой поступок нечестным, противным. Зачем он утаил правду от нее? Разве она не поняла бы, не простила? Боялся огорчить… Нет, это не причина. Трусливое малодушие - вот что помешало быть откровенным. Она-то: «Саня, Сано, Санушко…» Неужели утерпел бы другой на его месте, не покаялся чистосердечно в грехах родной матери, такой ласковой, доброй? Да ведь и Тася поняла бы, не разлюбила…

Александр покраснел, словно мать была рядом с ним и уже знала эту его думу.

Он вспомнил слова командира лодки, сказанные ему в день приезда матери. Тогда, отпуская на увольнение, капитан-лейтенант стыдил его: «Герой… Боитесь матери на глаза показаться?» Даже намекал на то, чтобы он сам покаялся ей. А что если командир спросит: «Товарищ Ермолин, вы, конечно, рассказали матери всю правду о себе без утайки?» Как ответить ему? Соврать?..

Он чувствовал, что надо что-то делать, иначе не знать ему покоя. Может, пойти к замполиту, попросить у него совета? Старший лейтенант чуткий, он подскажет.

Ермолин устало поднялся со скамейки. Ветер все еще гонял по двору оранжевый лист клена. Вот закрутил его к обрезу, чуть не сбросил в окурки, потом подхватил и помчал в дальний угол, к забору. Так же, как ветер этот лист, донимали, мучали Ермолина думы.

В дверях он столкнулся с матросом Огурцовым.

- Что же ты спасибо не скажешь, Фома неверный? - весело крикнул он Ермолину на ходу.

Тот не нашелся, что ответить, только подумал: «Зря я тогда накинулся на него». И снова представил мать» но уже не в вагоне, а при встрече. Заплакала… Ничего не знала о нем… Теперь обещал засыпать письмами. Какое там!.. Хотя бы изредка давать знать, что жив-здоров. О чем писать-то? Об этих своих… Постой! А если… Да, он знает, что ему надо сделать! Сам знает!..

Спустя несколько минут Ермолин удобно устроился у окна за столиком в Ленинской комнате и писал страницу за страницей. Это было письмо матери, самое длинное и самое хорошее в его жизни. Нет нужды рассказывать о нем. Пускай останется его содержание тайной между автором и адресатом. Скажем лишь одно: Наталья Никитична узнала из письма обо всем, что наболело на душе у ее Сани, и еще любей, еще дороже стал он для матери…

Подводная лодка после того не раз бывала в дальних и близких походах. В службе ее трюмного машиниста Александра Ермолина были удачи и огорчения, но никогда он не раскаивался в том, что написал тогда искреннее, настоящее сыновнее письмо матери. А службу его уже не сравнишь с прежней, да и сам он далеко не тот, если зовется старшим матросом, отличником.

Настанет и такой день, когда он получит свой первый отпуск и поедет на север, в родную Сосновку. Теплым ли летом это будет, зимой ли вьюжной - не все ли равно ему, если люб родимый край и если на душе солнечно!

РЯДОМ С НАМИ

- Хочу посоветоваться. - Старший матрос Константин Олехов присел, положил на стол книгу, на обложке которой секретарь комсомольской организации корабля Николай Щеглов прочитал название - «Поднятая целина». - Это я в библиотеку, - перехватив взгляд лейтенанта, пояснил Олехов. - Перечитывал, чтобы вспомнить. Говорят, скоро вторая часть выйдет… Здорово все-таки пишет! Никто Шолохову не ровня. Верно, верно… А посоветоваться вот о чем: думаем устроить вечер о трудовых успехах советских людей.

- Тема хорошая,-заметил Щеглов.

- Мне тоже так кажется. Собираемся включить рассказ отпускника об успехах в родном краю. Кое-кто получает с родины газеты - таким дадим слово про дела земляков. Некоторые сами недавно работали на заводе, в колхозе - стоит и их послушать. Есть письма от убывших в запас - зачитаем одно поинтересней. Самодеятельность выступит с рассказами, стихами, с песнями.

- А что, удачно задумано. Только, - Щеглов чуть улыбнулся, - пускай говорят без шпаргалок, как умеют.

- Да вы ж знаете - наши ребята речистые. Приходите послушать.

- Конечно, приду… А если еще пригласить на вечер несколько городских комсомольцев - с фабрики, из артели? Командир разрешит.

- Вот бы хорошо!