Двое в каюте

Досталось и тем, кто в перекур на полубаке или за чисткой картошки для камбуза в ночной час потешает товарищей хвастовством о своих легких победах на берегу, о покоренных девичьих сердцах.

- Такая вот любовишка службе вредит, - воспользовавшись паузой, вставил Степанов. - Нашли чем бахвалиться! -негодовал он по адресу любителей легкомысленных увлечений. - Но беда еще в том, что мы-то, вместо того, чтобы вразумить такого пошляка, слушаем его да похихикиваем. Вроде и невдомек, что не туда уводит он…

Кто-то высказал упрек комсомольцам - мол, слабо борются со сквернословием на корабле, а подчас и сами подают молодежи дурной пример в этом, и разговор принял другой оборот - о культуре моряка, о душевной красоте человека.

К Щеглову подсел Олехов. В одной руке он держал заполненный денежный переводный бланк. Лейтенант знал, что Олехов каждый месяц аккуратно посылает матери и сестренке почти все свое денежное содержание.

- Леонида не собьешь, - шепнул он Щеглову. - У него крепкая, красивая любовь. Таня в Архангельске. Работает и учится…

Видно, этим хотел объяснить лейтенанту, что своими недавними замечаниями он лишь испытывал прочность любви Степанова. Слушая его, Щеглов опять подумал: «А сам все еще тоскует по вологжанке. Но хорошо, что не унывает». И снова рядом с ним поставил Масликова: «Запутался, перестал быть настоящим комсомольцем». Снова кольнула досада: «Не доглядели, не вмешались, не помогли разобраться человеку в своих неверных поступках».

- А как считаешь - на пользу этот разговор? - спросил он Олехова.

- Конечно!-с жаром ответил тот. - По-моему, стоит продолжить потом.

- Мы так и сделаем. Продолжим…

Когда Щеглов вернулся в каюту и перебирал в памяти все, что пришлось выслушать в кубрике артиллеристов, упрекнул себя, актив: «Слабо мы вникаем в быт комсомольцев, в их личную жизнь. Как это плохо!»

* * *

Поведение матроса Масликова бюро вынесло на обсуждение комсомольцев.

И вот он держит ответ перед товарищами. Щупленький, с озорным блеском в глазах, старается держаться так, будто и не виноват ни в чем.

Выступают многие. В их словах слышится суровое и справедливое осуждение поступка. Товарищи вправе говорить резко. Когда Масликов похвастался, что познакомился с приятной девчонкой, друзья остерегали его:

- Не дело это, Павел. Плохая жена у тебя, что ли? Разве только не размалевана, как эта?

- Жена женой, а эта - рядом, - отшутился Масликов. - Неужели нельзя чуточку побаловаться?

- Смотри, как бы плохо не кончилось твое баловство…

Сейчас комсомольцы говорили не только об ошибке товарища, но и о своей ошибке: поздно взялись за него всерьез, слишком равнодушно смотрели на его поведение раньше.

Щеглову понравилось выступление Олехова.

- Где твоя комсомольская совесть, Павел Масликов? - спрашивал он провинившегося товарища. - Почему так легкомысленно отнесся к семье? В чем твоя примерность? Ответь нам…

Масликов скоро обмяк, сидел, склонив голову. Лицо его горело. Сначала на упреки выступавших рождались в голове протесты; он подбирал слова, какие скажет в свое оправдание. Но слушал гневные речи дальше, и уже казалось - нечем ему ответить.

Неожиданно председатель собрания спросил:

- Так как же, товарищ Масликов?

Понял, что значит твой проступок?

- Понял… - нехотя ответил он.

Недобрый смех пронесся по рядам:

- Утешил!.. Проняло, нечего сказать!.. Комсомолец, называется!..

Горький укор слышался в этих репликах собрания.

- Вот об этом-то, о том, что значит его проступок, мне кажется, Масликов все еще не додумался, - выходя к столу, резко произнес командир башни старший лейтенант Завьялов. - Как славно, гордо звучит слово «комсомолец»!

Если бы Масликов глубже вник в его смысл и в полную меру сознавал бы, чему обязывает звание комсомольца, ему не пришлось бы сейчас краснеть. Но и для всех нас уроком должно стать это собрание.

Мертвая тишина воцарилась в кубрике. Завьялов помолчал несколько секунд и заговорил уже тише, но проникновенней, о том, что комсомольцы - друзья, товарищи, - приняв новичка в свою семью, обязаны учить его разбираться в том, что плохо, а что хорошо, учить понимать, как надо жить; они должны быть готовы всегда помочь в беде ему, удержать его от неверного шага; в комсомольской семье у него рождается и крепнет чувство коллективизма, вера в силу коллектива, где все за одного и один за всех; здесь он учится быть полезным Родине.

- Придет и такое время, - голос Завьялова стал почти торжественным, - когда лучшие из нас выскажут свою дорогую мечту, выношенную в сердце: «Думаю в партию вступить». Мы дадим рекомендацию. А когда наш товарищ станет коммунистом, пожмем ему руку и, гордясь им, воспитанником Ленинского комсомола, скажем теплые, сердечные слова… Вот о чем нам надо помнить всегда!

Опять прервал свою речь офицер. Он оглядел кубрик, словно ища кого-то, и, остановив взгляд на лейтенанте Щеглове, продолжал: