Двое в океане

Смолин понял, что Солюс принадлежит к тем мужам науки, которые для оттачивания своей мысли постоянно нуждаются, как лезвие в оселке, в оппоненте, чтобы тот с разумным терпением выслушивал его умозаключения и даже возражал, спорил, полемикой раззадоривая мысль. И таким оппонентом, судя по всему, намечается он, Смолин. Поживем — увидим. Но сейчас продолжать разговор с академиком уже не хотелось.

— Пойду фотоаппарат возьму, — сказал он. — Смотрите, какой восход за кормой. Залюбуешься!

Когда подошли к горловине Босфора, уже полностью рассвело. Перед «Онегой» вставали желтые берега Анатолии. Подъем по судну еще не объявляли, но на палубах уже собралось немало любопытных. Одним из первых объявился Крепышин. Несмотря на свежий ветер, он был в майке и трусах. На шлюпочной палубе оказалась штанга, и Крепышин, попрыгав вокруг нее, как матадор возле быка, хватанул штангу и легко вознес над головой.

Поиграв со штангой, Крепышин лениво натянул на себя легкий спортивный костюм. Потянулся, крякнул — довольный, умиротворенный, словно с сегодняшнего утра началась его беззаботная курортная жизнь.

— Хорошо! — взглянул на Смолина. — Любуетесь видами?

— Открываю новых для себя людей. Словно из-за борта появляются.

Крепышин рассмеялся:

— Будете открывать до последней минуты рейса. Ведь многие на ночных вахтах, днем на палубах и не появляются.

Неподалеку от них оказалась молодая женщина с отливающими медью каштановыми волосами, старомодно собранными на затылке в тяжелый пучок. Смолин уже приметил ее в столовой команды, когда проходила встреча с таможенным начальством, это она иронизировала по поводу «узаконенного крохоборства». Зябко ежась под накинутой на плечи спортивной курткой, женщина подошла к борту, без интереса взглянула в море.

— Вот еще один персонаж! — сообщил Крепышин. — Лика, вернее, Лика Вениаминовна Плешакова. Геохимик. Даже кандидат наук. Особа с колючками — берегитесь! Но больше примечательна тем, что папина дочка, папа ее, как вам известно, ученый с самого Олимпа, из основоположников. Есть и еще одно достоинство: обитает на папиной даче в Дубках. Бывали там?

— Не приходилось.

— А мне довелось. Раза три… — похвастался Крепышин. — Идешь этаким неспешным шагом по асфальтовой дорожке, а справа и слева дубы под могучими кронами, за ними — заборы, а за заборами обитают одни знаменитости, о каждом в большой энциклопедии по три абзаца. Шагаешь мимо и сам в собственных глазах растешь — все выше и выше.

— Куда ж вам еще расти! — усмехнулся Смолин. — И так вон какой вымахал!

— Надо расти! Надо! Еще выше, — осклабился Крепышин. — Ох как надо! Чтоб тоже дача в Дубках. И в энциклопедии хотя бы строчка. А в довершение всего белые брюки, о которых мечтал Остап Бендер. И командировка в Аргентину.

Он расхохотался, как бы подтверждая этим, что все сказанное всего лишь шутка.

— Хотите, я вас представлю? Лика! Как говорится, разрешите, мадам…

С шутливым пафосом перечислил все звания и должности Смолина и тут же удалился переодеваться: «В заграницу вплываем — бегу за смокингом!»

Плешакова с любопытством подняла на Смолина спокойные глаза.

— А, значит, это вы? Тот самый, который…

Слова ее, а скорее тон кольнули самолюбие Смолина, но он заставил свои губы изобразить улыбку.

— Тот самый, который… А вы та самая, которая… геохимик?

Она ответила почти серьезно:

— Кажется, так прозываюсь… А кто я на самом деле — не знаю.

— Не скромничайте! — возразил он. — Геохимики в наше время люди перспективные. Недаром вас пригласили в такой рейс. Довольны?

— Тоже не знаю. — Плешакова равнодушно пожала плечами. — Послали — поехала.

— Но ведь наверняка у вас есть какие-то научные планы, замыслы, идеи…

Ответом был ленивый снисходительный смешок:

— Идеи? Вы это серьезно?!

— Вполне! — Откровенная ирония Плешаковой вновь вызвала у Смолина раздражение. Видно, на папиной даче в Дубках она с детства привыкла разговаривать с именитыми отцовскими гостями на равных, и ее слушали, даже воспринимали всерьез, как же иначе — дочь Плешакова! Но унаследовала ли эта самая Лика от отца, кроме звучной его фамилии, еще что-то путное? Часто ирония и скепсис прикрывают тех, кто блага и уважение получает по наследству, а не по личным заслугам.

— Вполне серьезно! — повторил Смолин. — А если нет идей, лучше сидеть дома.

Она неожиданно кивнула в знак согласия:

— Наверное, вы правы — лучше сидеть дома! — и взглянула ему прямо в глаза. — А лично вы едете с идеями?

— Надеюсь.

Плешакова плотнее запахнула борта куртки, зябко повела плечами и как бы походя, завершая утомивший ее разговор и глядя в сторону, обронила:

— Ну-ну! Тогда вас можно поздравить. Пойду, пожалуй, холодно, — и удалилась с каменным лицом.