Двое в океане

Голос его снова дрогнул, и, наверное, для того, чтобы справиться с волнением, он сделал долгую паузу. Смолин понимал: надо немедленно встать, сказать, что он их слышит, но его сковало странное оцепенение.

— Здесь, на «Онеге», ты стала какой-то другой, — продолжал Файбышевский. — Словно тебя подменили. Не пойму — почему…

Он опять помолчал и уже тише спросил:

— Может быть, все из-за этого Смолина? У меня подозрение, что все из-за него. Вы действительно с ним давно знакомы? У вас что-нибудь было?

— Не надо, Гриша. Не надо!.. — пыталась успокоить его Ирина, в ее голосе была мольба. — Мы же договорились!

Файбышевский вскрикнул:

— Ни о чем мы не договаривались. Ни о чем! Я тебя люблю и имею право на вопросы. Скажи, кто тебе этот человек?

Ирина помедлила.

— Не стоит ворошить прошлое. Человек этот мне уже никто. Он ушел из моей жизни.

— Он странный тип. Нервический. Нелегкий.

Ирина подтвердила:

— Нелегкий! Это верно! Я-то знаю…

— Ага, знаешь! — голос Файбышевского опять потвердел и стал требовательным. — И долго ты была с ним? Говори!

— Ну, если ты так настаиваешь…

Смолин вскочил и крикнул в темноту:

— Не говори! Здесь — я!

Ирина слабо вскрикнула.

— Я был здесь, когда вы пришли. — Он шагнул к трапу. — Извините, что помешал. Но не мог же я сидеть и слушать…

Файбышевский ринулся к нему. Замер в двух шагах черной глыбой, загородившей звезды. Слышалось его прерывистое дыхание.

— Ну, знаете! Вы… вы… — Казалось, он сейчас кинется в драку.

Овладев собой, Смолин спокойно бросил в сторону нависшей глыбы:

— Успокойтесь! Советую в следующий раз для интимных встреч выбирать места поглуше.

Шел по палубам, не зная куда. Оказывается, он для нее — никто! Настолько никто, что она готова предать самое святое, что было между ними. Вот все и встало на свое место! Теперь ее нет и не должно быть в его жизни…

Скоро рассвет. Смолин вернулся в каюту, походил по ней, как зверь в клетке, — от одной стены к другой. Четыре шага в длину, два в ширину. Приложил горячий лоб к стеклу иллюминатора. За стеклом в звездном свете колыхался океан. Он вздрогнул.

Где-то сейчас гибнет корабль… А там люди…

Набрал на диске номер.

— Ну, как там, в Бискайском?

— Утонул француз, — устало сообщил Моряткин. — Спасатели подобрали всех, кроме пятерых. Ищут. Да разве найдешь? Ночь. К тому же апрель. Вода холодная…

Пятерых не нашли… В апрельской воде даже в Бискае больше получаса не выдержишь.

О сне нечего и думать. Говорят, тоска бывает дремучей. Вот сейчас она как раз такая: хоть вой. Будто он среди тех пятерых, не найденных. Снова вышел на палубу, бесцельно слонялся в темноте, пока на глаза ему не попала урна возле умывальника, битком набитая бумагами и апельсиновой кожурой. Почему-то именно эта урна сейчас призвала его к активному действию: он подхватил ее и отправился на корму, чтобы вытряхнуть за борт. Но неожиданностям этой ночи еще не суждено было закончиться. Смолин вдруг почувствовал, что он не один в этой кромешной тьме, быстро обернулся и успел заметить, как торопливая тень скользнула за будку портального крана. Странно! Кто это прячется? Он заглянул за будку.

В скупом свете кормового навигационного фонаря с трудом различил почти черное лицо, обрамленное надвинутой на уши светлой вязаной шапочкой.

— Ты кто?

Человек не издал ни звука.

— Ты кто? — повторил Смолин.

Вместо ответа человек бросился на Смолина, едва не сбив его с ног, вырвался из западни, в которой оказался, испуганно заметался по корме, пытаясь спрятаться в какой-нибудь щели. Расшибая ноги о невидимые во тьме железяки, Смолин упорно преследовал черный призрак, охваченный внезапным злым азартом погони. Он настиг незнакомца у самого трапа, ведущего на верхнюю палубу, схватив за руку, почувствовал тонкое хрупкое запястье рванул на себя. Лицо человека осветил кормовой фонарь, и он тотчас узнал его. Это был тот самый юноша-марокканец, который подходил к ним в танжерском кафе, а потом слонялся в порту возле «Онеги».

— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал?

Парень тяжело дышал, он уже не сопротивлялся, покорно стоял рядом.

Смолин повторил вопрос по-английски:

— Как ты сюда попал?

— Но! — простонал парень. — Но!

Словно в молитве, он сложил на груди дрожащие руки и с тоской взглянул на Смолина. В его глазах блеснули слезы.

— Ну, ладно! Ладно! Успокойся! — сбавил тон Смолин и хлопнул марокканца по плечу. — Пойдем!

Сказал он это по-русски, но парень почему-то понял его и покорно подчинился.

Куда его вести? Все спят. На мостик, конечно!

Они поднимались по внутренним трапам на самую вершину судна, марокканец шел впереди, перед глазами Смолина мелькали его стоптанные туфли без задников, оранжевые носки с огромными дырами на пятках.

На последней площадке трапа Смолин раскрыл дверь и втолкнул вдруг заартачившегося парня в темное пространство ходовой рубки, где стояли вахтенные.

— Принимайте еще одного пассажира!