Двоедушник

– Ну, обратится он в полицию, – продолжал этот явный безумец, который выглядел едва ли не нормальнее ее самой. – Там ответят, что заявления принимаются только от родственников. Тогда он пойдет к твоей маме. Не застанет ее дома. Прождет несколько часов. Психанет. И бросится тебя спасать. Так все и будет. Я ведь прав?

Ника с ужасом осознала, что положительный ответ написан сейчас на ее лице.

– Что вы с ним сделаете? С Антоном?

– Ничего. Он мне не нужен. Мне нужен его альтерант.

– Вторая душа? – Ника не знала. Просто догадалась. – Игни?

– Тебе виднее, как он себя называет. – Виктор наконец-то сдвинулся с места. Закрыл за собою дверь, оставшись внутри. С Никой. – Что касается «души», то это слишком большой аванс для таких, как я и он. Душа без души – парадокс, согласись? В первый раз, когда он сам сюда пришел, я сглупил. Не сообразил, как его использовать. И только чуть позже…

«Для таких, как я и он». Ладан и дым погасшей свечи.

Никакой это, к черту, не парфюм!

– Вы тоже двоедушник! – выдохнула Ника. – Но сейчас ведь не ночь… я не понимаю.

– Конечно, не понимаешь.

Виктор не злорадствовал. Не насмехался, не пытался унизить. И от вопросов не уходил. Можно было подумать, просто развлекал разговором. В ожидании Князева. Который скоро появится здесь.

– Нужно немного подумать. – Еще и глядит сочувственно, как на смертельно больную. – Раз я живу днем и ночью, значит…

– Тот, второй, постоянно спит…

Виктор прикрыл глаза и слегка кивнул.

– Только не тот. Та. Моя Виктория.

Виктор и Виктория… Две души. Парень и девушка.

– Разве такое возможно? – хотела подумать, но произнесла вслух.

– Не более, чем само существование альтерантов, – мягко усмехнулся Виктор. – Это очень грустная история. Я не хочу тебя расстраивать.

Он замолчал, но уходить не торопился. Ника стояла напротив. Подпирала плечом стену, куталась в куртку, но согреться не удавалось. Она дрожала, словно в лихорадке. Подвальная сырость, казалось, добралась до самых костей. Ника отчетливо понимала, что Виктор и есть тот самый «такой же, как я», который едва не убил Игни на заброшенном мукомольном заводе. Это он превращал людей в Пастырей, чтобы собирать Есми. А потом убивал их – кстати, как? Сбрасывал с самолета?

Единственная возможность это узнать – задать вопрос. Прямо сейчас.

– Расскажите, – попросила Ника. И повторила, как только почувствовала, что он колеблется: – Расскажите. У нас ведь много времени, верно?

Кажется, именно этого он и ждал.

– Я задолжал слишком много. Я спасал ее всю жизнь. Нет, не сознательно. Просто родился для того, чтобы она жила. А она родилась, чтобы умереть… – Он говорил и ходил из стороны в сторону вдоль стены. Помогал себе жестами, когда не хватало слов. Замирал, замолкал надолго, заговаривал снова. Будто выбрасывал слова в стылый воздух подвала. И они устремлялись к потолку, но очень быстро замерзали и падали. – Она должна была погибнуть еще в роддоме. Мы лежали рядом. От нас обоих отказались. Пустая палата. Только мы – я и она. Уже тогда никому не нужные. Была зима. Холод, темень. И мы, два с рождения ничьих человека. Шерстяные одеяла, пеленки, обогреватели. Все очень близко. Уже тогда она умела молчать, а я – вопить изо всех сил. И когда одно из одеял задымилось, я орал тоже. Никто не подходил. Пустая палата. И мы…

Остановился. Отдышался. Ника боялась шевельнуться и спугнуть этот приступ откровенности. Делился ли он этим раньше?

– У нее потом шрамы от ожогов навсегда остались. На плече, и вот здесь, и здесь, – показал на себе, коснулся пальцами руки и шеи. – Врачи сказали, что, если б не мой истошный крик, она бы точно умерла. Прямо там, в своей кроватке. Потому нас и назвали одинаково. Ее – в честь меня. Меня – в честь нее. Виктор и Виктория.

Мы попали в один детский дом. Так и не сдружились. Слишком разные. Мечтательная она и хулиганистый я. Но какая-то неведомая сила постоянно нас сталкивала. За ней ходила смерть. А натыкалась на меня. Она тянулась к оголенному проводу – моя рука оказывалась там раньше. Она тонула – я был единственным, кто слышал крик о помощи. Она болела – я мгновенно заражался и лежал на соседней койке, принимая на себя ее боль и жар…

Она влюбилась. Безответно. Сама искала смерти. Но и тут я подставил безносой подножку. Клянусь – не нарочно. Просто в ту ночь не спалось. Бродил по коридору, и вдруг дернуло выйти на улицу. А там она. Уже в петле. Еле успел…

С тех пор мы не расставались. У смерти не осталось шансов, так я думал. Мне казалось, она отступила, бросила свою недобитую добычу и скрылась в поисках новой. Но я ошибался…

Виктор в очередной раз замолчал, остановился у своей стены. Достал зажигалку, пощелкал, глядя на вспыхивающее и гаснущее пламя. Спрятал обратно в карман.