Двоедушник

– Ладно, все… – Сажусь на диван, натягиваю драные носки и нащупываю ногами ботинки, но не обуваюсь. Так и сижу, тяну время сам не знаю зачем. – Надо ехать.

– Подожди, переоденусь.

– Не подожду. – Ей достается авансом. Не умею быстро переключаться. – Здесь остаешься.

– Тох…

– Нет, сказал!

– Между прочим, у вас с Игни одинаковая манера выражаться. – Голос подводит. Обиделась. – Один – мудло, второй – хамло. Как я вообще с вами двоими живу?

Ее «с вами двоими» мне не нравится. Но это правда. Фактически, так и есть.

– Тох, одного я тебя не отпущу. Он ведь не поболтать о том, о сем тебя приглашает.

Сам знаю. Не понимаю только, чем она-то мне поможет. Улечься рядышком в одной могиле – это не помощь.

– А вдруг ты вообще не вернешься?

Футболку наполовину стянула, обернулась, глядит янтарными глазищами.

– Куда мне тогда? К бабуле обратно? Да я лучше вместе с тобой… Там…

Бретельки черного бюстгальтера соприкасаются между ее лопаток, образуя большую букву «Х». Стоит на фоне разбухшей от сырости штукатурки. Дом бугрится чумными бубонами, загнивает некротической плесенью. Дышит смрадом, жадно впитывает тени, паутинно цепляется…

Моя девочка. Единственное светлое, что есть в этой комнате. Я боюсь за нее.

– Шаннка…

– А?

Сопит, возится с молнией толстовки.

– Иди ко мне.

– Подожди секунду. – Не расслышала, что ли? – Дурацкий замок, заедает…

– Нет, сейчас иди.

Хорошо, что заедает. Не придется снова застегивать.

Как только она оказывается рядом, я обхватываю ее руками за плечи и тяну за собой на диван. Сопротивляется, но не настолько, чтобы я не смог с ней справиться.

– Да, но Игни… – Выдыхает снизу, в шею. Сама неуверенно нащупывает пряжку моего ремня. Дрожит. Руки ледяные.

– К черту Игни.

Она горячая, как печка. Дыхание жаркое. И трясет ее от того, что температура поднимается.

Это все сырость.

Покашливает нехорошо. Слишком хрипло.

И горячо, горячо, до чего горячо-о…

Мочка ее уха проколота в трех местах, но сережки она не носит.

Вид этих трех дырочек сводит меня с ума окончательно.

Ей, наверное, очень больно. Из-за простуды она не может кричать, только шипит сквозь зубы. Ресницы слиплись. Плачет. Крови больше, чем я думал. Мы друг другу не подходим.

Потерпи, маленькая. Я постараюсь быстро.

Господи, какая же ты узкая…

Это совсем не похоже на то, что я испытывал через Игни. Не так остро.

Не так беспощадно.

Она даже не пытается притвориться, что ей со мной хорошо. Просто ждет. Позволяет мне делать то, чего я давно желал, но представлял совсем иначе.

Иначе – как у него. Когда оба забывают обо всем, кроме того, что происходит сейчас между ними. Неважно даже, что рядом есть кто-то третий…

Зря я о нем подумал. Следом потянулось совсем уж абсурдное – как поступила бы Шанна, если бы он захотел того же? Влепила бы пощечину или с тем же видом жертвенного агнца легла бы под него и терпела, кусая губы, просто потому, что живет с нами обоими?

– Да пошел он!

Я встаю. Мне уже ничего не хочется.

– Что? Что случилось? – Она выглядит больной и уставшей. Приподняв голову, безразлично наблюдает за тем, как я бью рукой в стену. В последний момент разжимаю кулак, и удар приходится на раскрытую ладонь. Даже сейчас испугался боли, слабак.

– Уже ничего.

Она остается лежать. Отворачивается к стене, стискивает коленями кисти рук. Давит рвущийся наружу кашель. Решит теперь, что причина в ней. Но на объяснения нет сил.

Сажусь рядом. Глажу ее по плечу. Такой большой и такой бестолковый.

Чувство вины. Собственная бесполезность. И паника. В ожидании того, чем ответит мне Игни.

Где все это было раньше? До того, как?..

– Дай мне пять минут, – просит она, хрипя больше прежнего. В голосе слезы, но я не осмеливаюсь лезть с расспросами. – Выйди, пожалуйста.

Вот и куда ей, такой, ехать?

Но я подчиняюсь. Я жду. Топчусь за дверью, дымя сигаретой, словно нервничающий отец под окнами роддома.

Я жду, потому что устал спорить и потому, что действительно хочу поехать туда вместе с ней.

Ромодановский вокзал

Время тянулось как никогда медленно. Загустело до степени осязаемости – казалось, его можно потрогать руками – и клубилось вокруг сероватой дымкой. Стягивалось, сжимало, облепляло лицо и плечи, пока не превратилось в кокон. Ника находилась внутри. По ночной набережной изредка проходили люди – не быстрее обычного. Мимо пронесся автомобиль – тоже с обычной для города скоростью. И только ее собственное время перестало совпадать с этим общим ритмом жизни. Оно мерялось теперь не минутами, а скорее ударами сердца. И пульсацией крови в висках.

А вдруг он вообще не придет?

Должен. Обязан. Он знает, что случилось. Раз знает все, что происходит с Антоном.

Он должен прийти…

Ника ждала возле старого особняка. Это место стало для Антона чем-то вроде дома. Игни должен догадаться, что она здесь.

Должен, должен… Ничего он ей не должен! И вообще никому. Игни сам по себе. Как там Шанна говорила? «Если посчитает нужным – явится».

Всего-то два часа прошло. А кажется – вот-вот рассветет.

Ника оборачивалась на каждый громкий звук. Ожидала, что приедет.