Двоедушница

Конечно, я не смогу просидеть в квартире всю оставшуюся жизнь (хотя прямо там всерьез задумывался о том, чтобы податься в хикикомори или, на крайняк, сбежать в районный центр, где проще затеряться, чем в нашем городишке). Когда мамка вернется из командировки, она хочешь не хочешь выставит меня в школу. Если надо, за руку отведет. Там они меня и выцепят. А дальше… Ну, что дальше? Брат одного из этих громил колымит разнорабочим на местном кладбище. Возможно, с его лопаты и сорвется на крышку моего гроба первый шлепок земли.

Картинки собственных похорон и всего предшествующего наводнили голову так стремительно, что я позабыл о необходимости то и дело осматриваться.

И когда прямо за моей спиной раздался голос, все огни одновременно погасли.

Меня куда-то несли. Странное ощущение, но я не был против. Приоткрыв один глаз, я увидел темноту. Крепко пахнущую полынью и потом теплую, мягкую темноту. Мне захотелось уткнуться в нее лицом, и я это сделал.

Что-то важное. Забыл. Важное было…

Аспирин царапнул горло. Я сглотнул, проталкивая таблетку дальше, но все равно продолжал чувствовать ее где-то между желудком и гортанью.

Судя по звукам, Антон Ландер доедал вчерашние щи. Мне же от одной только мысли о еде становилось дурнотно.

Погремев посудой, он зашел в комнату, сел в компьютерное кресло и снова начал на нем кататься. Вправо-влево. Скр-р, скр-р, скр-р-р. Только я собрался изречь проклятие, вспомнилось то самое важное.

– Собака. Я с собакой гулял. Ешка на улице остался!

А самого затрясло, будто эпилептика, хотя и так лежал по уши в одеяле.

– Я приведу, – тут же согласился он и исчез, но как-то странно. Я ведь знаю, что неудачно заизолировал входную дверь, и выйти без того, чтобы со всей дури ей не шибануть, теперь невозможно. Собирался содрать слишком толстую ленту, но мать попросила оставить как есть – соседских разборок в подъезде стало почти не слышно.

Сейчас дверь не хлопнула. Оставил нараспашку? Поначалу я пытался об этом забыть, но паранойя нарастала в геометрической прогрессии до тех пор, пока не вытащила меня из постели и тычками в спину не погнала проверять безопасность жилища.

Закрыто. Теперь начались сомнения иного рода. Ощупав замок, я несколько раз подергал за ручку. Не просто закрыто, а изнутри заперто.

– Елы-палы, значит, все-таки тульпа, – прошептал я, заставляя себя дышать, и тут раздалась трель дверного звонка. Когда я дважды поворачивал защелку, мне казалось, что я сплю и вижу сон. Все это никак не могло быть реальным – ни прихожая, утопающая в зловещем полумраке, ни слишком быстро вернувшийся Антон Ландер, ни грязный, но довольный пес, который тут же устремился к миске, оставляя на линолеуме следы мокрых лап.

Тут срочно требовался допинг. Я выскочил на лестничную клетку, задев парня плечом, и спустился на пролет ниже, к мусоропроводу, чтобы пошарить за ним рукой. Моя секретная пачка лежала на прежнем месте. Сейчас прятаться было не от кого, и я смело внес запрещенную вещь в квартиру, а потом так же смело закурил в туалете, сидя прямо на крышке унитаза. От сигареты не то чтобы полегчало, но появилась нужная сосредоточенность ума.

– Как? – спросил я, догадавшись, что Антон Ландер не сошел с места, а значит, слышит мои слова. Правда, не факт, что понимает. Сам бы я себя не понял, поэтому уточнил: – Как ты это сделал? – Плохо, третья попытка: – Как ты прошел сквозь запертую дверь?

– Как обычно, через Полупуть, – сказал он, будто само собой разумеющееся. – Только вернуться обратно вместе с собакой не получилось. Полупуть не принимает в себя живое.

– А вчера…

– Вышел через дверь. Иначе ты бы решил, что я не существую.

Точно, в десятку.

Кстати, говорил он намного приличней. Почти не путал интонации, хотя все равно каждым словом будто гвоздь вколачивал. Я бы так не загонялся, если б не чувствовал своей вины. Речь тульпы целиком и полностью зависит от того, кто ее форсит. Значит, криво нафорсил.

– Полупуть? – выдохнул я вместе с дымом. Слово показалось табачным на вкус. – А чего не треть? Не четверть? Или это… Одна восьмая?

– Полуздесь, полутам. На изнанке города. – Он оставался невозмутим, чем только подтверждал ощущение, что меня разводят. Хотя для него это, пожалуй, слишком изобретательно. Или же я его недооценил. – Через Полупуть ходят неживые. Такие, как я.

Жестоко недооценил, походу. Чтобы подольше послушать этот непринужденный гон, я пробубнил себе под нос:

– Ты говоришь как долбаный Терминатор.

– Слышал ты бы меня неделю назад.

– Бы ты, – поправил я, спуская воду. Вещественное доказательство моего преступления – окурок – унесся в невидимую даль. Когда я вышел из туалета, Антон все еще подпирал входную дверь и глядел на меня в замешательстве. – Порядок слов, – говорю. – Правильно: «Слышал бы ты».

– А…

Я вернулся в комнату. Он следовал за мной по пятам, как привязанный.

– Может, объяснишь, кто ты, в конце концов, такой? Живой, неживой или ходячий мертвец?