Двойная честь

– Хы-ы! – разочарованно протянул Или и мирно улегся на живот, по-кошачьи подвернул под себя лапы и хвост – таким образом он дал знак витязям, что не собирается на них нападать.

– Он не опасен. Уберите оружие, – императрица успокоила воинов, а ближайшего – даже похлопала по закованному в сталь плечу. – Этот прекрасный зверь – мой друг. И друг сэра Корта.

И сэр Корт был с этим согласен, тем более, что своим внезапным появлением «прекрасный зверь» оборвал ненужные ему разговоры и дознания.

– Ждите меня в лагере, – сказал молодой человек Авроре и махнул рукой кошаку. – Хвар!

«Хвар» означало «вперед».

Или тут же подхватился и запрыгнул в кусты так же грациозно, как и явился из них. Корт, ни секунды не медля, прыгнул за зверем, не менее ловко и бесшумно.

Все произошло так быстро, что ни Аврора, ни Майя, ни капитан и слова сказать не успели.

– Тоже отчаяюга, – заметил капитан. – Хоть бы кого из моих парней с собой взял.

– Зачем? – хмыкнула Майя. – Чтоб вы всех в пуще распугали? Вы ж – как погремушки.

– Послушай-ка молокосос! – рявкнул рыцарь, хватая девушку за шиворот. – Я не потерплю, чтоб…

– Тихо-тихо! – вмешалась Аврора. – Пустите мальчика, сэр. Это новый оруженосец моего первого рыцаря. А пока сэр Корт отсутствует, только я имею право драть ему уши. Ясно?

Капитан секунды две помедлил, свирепо глядя на Майю. Та молча висела в его руке, почти не касаясь ногами земли, словно вытянутый за уши из клетки кролик.

– Благодари государыню, сопляк! – прорычал рыцарь, швыряя девушку к ногам Авроры. – Если бы не ее милость – в труху бы тебя стер!

В этот момент, немного ободрав при приземлении ладошки, Майя подумала, что идея с оруженосцем была не такой уж и удачной. Но назад пути уже не было.

Поэтому девушка подняла глаза на императрицу (глаза, кстати, горели очень нехорошим огнем) и проговорила, стараясь сохранить спокойствие:

– Благодарю вас, ваша милость.

Аврора, надо сказать, была довольна таким поворотом событий. Она медленно и величаво кивнула и молвила:

– Поднимайся, бери доспехи своего господина и следуй за нами в лагерь.

Получив сии указания и смиренно ответив «да, ваша милость», Майя подумала теперь о том, что идея с оруженосцем была не просто неудачной, а самой неудачной из всех возможных идей.

И опять ей не оставалось ничего другого делать, как послушно встать, взять шлем и латы Корта, которые неприглядной ржавой грудой лежали на подернутой инеем траве, и рысцой побежать за всадниками.

«Ничего. Зато увижу Донна, – успокаивала сама себя Майя, сердито посматривая из-под своего капюшона на гвардейцев, что гордо высились вокруг на своих породистых скакунах. – Ради любви можно немного пострадать…»

* * *

Корт дернул своего легконогого скакуна за гриву, и кошак остановился, присел, что-то недовольно проворчав.

Старый ельник, в котором они очутились, лениво зашевелил огромными темными ветвями, словно поприветствовал вошедших. Корт осмотрелся – и отовсюду в него полетели воспоминания, горящие синим светом…

Когда-то здесь росли грибы-лисички, целыми семьями: сидели во мху и ждали, когда он и его матушка и срежет их своими маленькими кремниевыми ножами…

Молодой человек мотнул головой, чтоб отогнать воспоминания. Сейчас было не их время…

Он покинул спину Или, забросил крючки со шнуром на дерево и вскарабкался наверх, не жалея штанов и куртки. Впрочем, они здорово пострадали еще тогда, когда вожак пафарийцев опрокинул Корта в терновник.

Шип устроился на ветке, замер и принюхался. Ночной воздух еле заметно пах дымом. Далеко впереди кто-то жег березу, чтоб спастись от ноябрьского холода.

Корт закрыл глаза, чтоб в полную силу, ни на что не отвлекаясь, заставить работать свой слух. Он сам весь будто в одно огромное ухо обратился, поглощая звуки ночной пуши всем телом.

Крапчий край помог родичу. Он не желал терпеть в своих кущах чужаков, и направил ветра так, чтоб они донесли до Шипа, замершего на ветке древней ели, звуки пафарийской бивака.

– Брань, – прошептал, улыбаясь, Корт и открыл глаза – они горели желтыми огнями существа, способного видеть в темноте. – И голоса, полные страха. Я напугал их… Это хорошо. Я – то, чего они не понимают. Я – смерть для них.

Он повернул голову на звуки, и внезапная злоба захлестнула его, огнем полыхнула в груди и голове: пафарийцы жгли костры на ТОМ пригорке.

На ТОМ пригорке…

Тихая гора – так он назывался.

Там росли дубы. Огромные, могучие и невозмутимые. Из-за своей неприступности похожие на скалы.

Давным-давно лорд Исидор из Сабурии, страны, где так много васильков в золотистой ржи, повесил на одном из этих дубов старейшин народа Шипов.

– Мой отец, – прошептал Корт. – Над его могилой, над их могилой они – чужаки – палят свои костры, – он едва сдержал звериное рычание, которое чуть было не вырвалось из его горла, перехваченного гневной судорогой.

Он скорее упал, чем спустился с дерева, проворно смотал шнур в бухту и помчался в сторону Тихой горы так стремительно, что шустрый Или не сразу его нагнал.

– Что? – спросил кошак, горячо выдохнув в лицо приятеля.

– Убью! – ответил Шип. – Всех!