Двойная игра

Элбрайт не считал возню с бумагами делом, имеющим отношение к настоящей разведывательной деятельности. В прошлом, в Берлине, ему частенько приходилось работать с документацией. Но тогда он относился к этому с гораздо большим энтузиазмом. Элбрайт считал, что это все же лучше, чем сидеть в одиночестве дома, уставившись в телевизор. У него не было семьи, и он частенько оставался в конторе после того, как последний сотрудник покидал отделение. Никем не отвлекаемый, он спокойно работал до полуночи, а затем устраивался на узком диванчике в приемной, укрывшись своим пальто. Но теперь он опять был в Штатах, и опять перед ним лежала гора бумаг, и сейчас берлинский период казался ему шагом в туманную неопределенность, но только не более высокой ступенькой в карьерной лестнице.

Элбрайт закрыл папку с делом на второго из трех болгар. Как он и ожидал, там не оказалось ничего подозрительного. Он откинулся на спинку стула и потянулся. В теле ощущалась легкая ломота от долгого сидения в одной позе. Элбрайт зевнул. Он поднялся из-за стола и вышел в приемную, где находилось окно на улицу. Настенные часы показывали одиннадцать вечера, но это могло казаться иллюзией: кабинет, в котором он работал, был полностью отрезан от окружающего мира. В конце концов, подумал он, какое значение имеет время? Слегка опьяненный от многочасового изучения досье, Элбрайт подошел к окну. Автостоянка внизу была пуста. Несколько машин, принадлежащих персоналу, находящемуся на ночном дежурстве, одиноко дремали среди асфальтовой глади.

Элбрайт не был карьеристом. Он просто привык выполнять свои обязанности, отдавая этому все силы, не оставляя без внимания ни одной мелочи. Многие из его товарищей по колледжу уже купили себе второй автомобиль, имели кабинеты, напичканные аудио— и видеоаппаратурой, с дорогостоящими картинами на стенах. Может, они правы, а он в чем-то ошибается?

Глядя в окно, Элбрайт вдруг увидел свое отражение — полупрозрачный эфемерный призрак, прятавшийся где-то между стеклами, на грани света и сумерек. Внезапно ему пришла в голову мысль, что если бы он вдруг исчез, никто бы этого не заметил — так мало пользы он приносил, несмотря на все его старания.

Он зевнул, стараясь подавить смертельную тоску, просочившуюся в его сердце при мысли о третьей папке, дожидавшейся его на письменном столе. Он был уверен, что там он найдет не больше, чем в первых двух, — то есть ничего. Однако дело надо было кончить — по собственному выражению, он уже поднял якорь. Элбрайт был неплохим матросом.

Больше всего его беспокоила та безупречность, которой были просто пропитаны болгарские досье. Теперь уже и он почти был уверен, что здесь что-то не так. Видимо, болгарское дело оказалось лишь отвлекающим маневром.

Но что же тогда за этим скрывалось? Этот вопрос выходил за рамки его воображения. Возможно, ему не удастся помочь Бейкеру, но Элбрайт решил еще раз перелистать все три папки, прежде чем уйти.

Чтобы подбодрить себя, Элбрайт подмигнул своему отражению, но это не помогло...

Он угрюмо поплелся назад, в кабинет.

* * *

В то время как Элбрайт в четвертый раз читал подшивки, Мак Болан уже припарковал арендованный "додж" в тенистом месте на тихой пригородной улочке, въезд на которую охраняли два гранитных столба. Он скептически отнесся ко вчерашней удаче, которая привела его в этот уединенный уголок, но, надо признаться, он не смог бы вести свою одинокую войну, не предпринимая решительных, зачастую рискованных шагов.

Дом стоял в полном безмолвии, в окнах не было света. Он находился в некотором отдалении от соседних домов, как и подобает месту встречи тайных агентов, и — Болан был в этом уверен — внутренний интерьер здания никак не соответствовал фермерскому обиталищу, каковым оно представлялось снаружи. Болан остановил машину несколько дальше от места наблюдения, чем в предыдущую ночь. Такое расстояние было необходимо на случай, если придется спасаться бегством. Тогда он сможет оторваться от преследователей прежде, чем те сядут в машину, так как запуск двигателя и разгон займут у них немало времени.

Одетый с ног до головы в черное, Болан производил сильное впечатление. На его бедре покачивался внушительных размеров серебристый "Большой Гром", автоматический, сорок четвертого калибра пистолет, словно противовес для более легкой, но не менее смертоносной "Беретты-93". Болгарское осиное гнездо было местом отнюдь не безопасным.

Прошел уже почти час с тех пор, как стемнело. Все это время он наблюдал за домом, укрывшись в густом кустарнике. Из своих наблюдений он сделал вывод, что в доме кто-то есть, но сколько там человек, Болану было неизвестно. Тишина в здании, вызывала определенные подозрения, что его обитатели знают о намечавшемся визите непрошеного гостя и, расставив сети и затаив дыхание, ждут, когда он прошмыгнет в дом. Болан мог побиться об заклад, что вчерашний визит человека из посольства был для обитателей дома неожиданностью.