Двойная наживка

– Похоже на то, как трубит слон, – сказал Гарсия бойкому, но не внушающему симпатий коммивояжеру, всучившему ему эту приманку у причала.

Это была долгая и медленная поездка, и ритмическое гудение подвесного мотора в конце концов начало убаюкивать. Гарсия почти дремал, когда что-то задергалось у него под руками: он открыл глаза и увидел, что кончик его удочки дрожит и ныряет. Вспомнив, чему его учил Скинк, он дважды дернул кверху, и ответом ему было упрямое натяжение на конце лески. Без особого усилия полицейский стал сматывать удочку и на ней оказалась маленькая черная рыбка не более чем в двадцать дюймов длиной. Джим Тайл сказал:

– Я думаю, это окунек-младенец.

– Будь я проклят, – ответил Эл Гарсия. – Брось его в контейнер.

– Зачем?

– Чтобы мы могли показать губернатору, что честно потрудились.

– Она ужасно маленькая, – заметил Джим Тайл, выпуская окуня в контейнер.

– Рыба есть рыба, – ответил полицейский. – Пошли, Джимбо, давай входить в настроение этого проклятого турнира.

После этого мотор заглох, он дважды кашлянул, поплевался синим дымом и замер. Эл Гарсия снял обтекатель с мотора и бесплодно возился с ним минут десять. Потом поменялся местами с Джимом и тот тоже попробовал починить мотор.

Джим Тайл все дергал и дергал за веревку, но мотор Меркьюри не подавал признаков жизни. После десятой попытки он сел и сказал:

– Черт!

Деревянный «скиф» неподвижно завис над каналом. В виду не было ни одной лодки окунеловов.

– Нам предстоит долгий путь, – сказал Гарсия.

Внезапно, как по наитию, Джим Тайл отсоединил шланг подачи горючего и понюхал кран.

– Что-то не в порядке, – сказал он.

Гарсия вздрогнул.

– Не говори мне, что у нас нет топлива.

Джим Тайл поднял тяжелый алюминиевый контейнер с горючим и отвинтил крышку. Заглянул внутрь, потом прижался к отверстию носом.

– Горючего полно, – сказал он мрачно. – Только кто-то в него помочился.

Ночь потребовала жертв от обоих.

Кетрин чувствовала песок на языке, а тело ее свело судорогой от того, что она лежала скрюченная в багажнике машины. Ее колени были стерты, а волосы пахли резиной оттого, что ее голова покоилась на запасной шине, как на подушке. Она плакала, пока не заснула, а теперь в белом блеске утра вид пистолета Томаса Керла снова вызвал у нее слезы. Но мысль о Декере помогла удержаться от них. Сам Керл был совсем плох, ему становилось все хуже и хуже, и процесс этот шел быстрее, чем можно было себе представить, потому что он находился на грани комы или смерти. Он больше совсем не мог двигать правой рукой. Мускулы руки были мертвы и черны, как собачья голова, свисавшая с нее. Какая-то жижа сочилась из глаз и носа Керла, и за ночь его язык распух и вываливался изо рта, похожий на какой-то экзотическкий малиновый плод. На лодке он практически игнорировал Кетрин, но постоянно что-то бормотал, обращаясь к собачьей голове и гладя ее окаменевшую пасть. Теперь Кетрин уже притерпелась ко всему, даже к вони. Томас Керл отчаянно пил с момента перед рассветом, и она подозревала, что только это спасало его от боли, вызванной инфекцией, которая его пожирала. Он медленно вел лодку, помогая себе коленями и щурясь от солнца. На канале они миновали несколько рыболовов, но похоже, никто не заметил, что он упирается пистолетом в левую грудь Кетрин. Если бы они заметили бульдожью голову, то не прошли бы мимо.

– Я богатый человек, Лукас, – говорил Томас Керл собаке. – У меня достаточно денег, чтобы купить десять таких скоростных лодок.

Кетрин сказала:

– Том, мы почти на месте.

Она почувствовала, как дуло пистолета сильнее зарылось ей в грудь.

– Лукас, мальчик, мы почти на месте, – сказал Томас Керл.

Объявив это, он навалился всей тяжестью на дроссель, и «Старкрафт» рванулся вперед, бесцельно и бессмысленно прорываясь сквозь заросли травы. Кетрин вскрикнула, когда стебли стали до крови царапать ее щеки. Лодка прорвалась сквозь спутанную траву, выпрыгнула из воды и вылетела на илистый берег. Мотор застрял, и они остановились.

– Вот оно, место, – сказал Томас Керл.

– Не совсем, – отозвалась Кетрин.

– Не беспокойся, он найдет нас, – сказал Керл. – Пари держу, что он учует твое маленькое гнездышко.

– Прелестно, – сказала Кетрин. – Тебе бы работать для Холлмарк, сочинять «валентинки».[4]

Она попыталась вытереть кровь с лица каймой юбки. Шатаясь, Керл вылез из лодки. Пистолет все еще был в его здоровой руке.

– Не привязывай лодку, – сказал он Кетрин.

– Хорошо, – сказала она. Конечно, об этом не могло быть и речи. Она выбралась из выбеленной солнцем лодки и тотчас же прокляла Томаса Керла зато, что он не позволил ей надеть туфли.

Внезапно Керл поднял голову и прикрыл ухо здоровой рукой.

– Что это? – спросил он возбужденно.

– Что? – спросила Кетрин, но он разговаривал не с ней.

– Что это, мальчик?

Где-то глубоко в загнивающем болоте мозга Томаса Керла залаяла его собака. Керл сел на корточки и понизил голос.

– Лукас слышит, что кто-то приближается, – сказал он.

Кетрин тоже это услышала. Ее сердце бешено забилось, когда она увидела Р. Дж. Декера, приближавшегося по берегу канала, держа руки в карманах.