Двойная наживка

Пока они плыли назад, к берегу, Декер не переставал думать о большом окуне, об ощутимом натяжении лески, позволявшем почувствовать его силу и напряжение своих собственных мускулов. Может быть, в этом наваждении Бобби Клинча и было что-то мистическое. Это впечатление, признался себе Декер, уединение и темнота на озере, нарушенные этой тварью, пришедшей из глубины, были бодрящими и очищающими. В этом не было ничего похожего на ловлю из дрейфующих лодок или на приманку из креветок с мостов в Кейсе. Это было что-то совсем иное. Декер чувствовал себя взбудораженным, как мальчишка.

— Хочу еще попробовать, — сказал он Скинку.

— Может быть, как-нибудь после того, как закончим грязную работу. Ты хочешь послушать мою теорию?

— Конечно.

Декер ждал этого всю проклятую ночь. Скинк продолжал:

— Роберт Клинч выяснил что-то о жульничестве. Он знал, кто это делает и как. Я думаю, он охотился за доказательствами, когда они его застукали на болоте.

— Кто его застукал? Дики Локхарт?

Скинк ответил:

— Дики не было в той, другой, лодке, которую я видел. Он не так глуп.

— Но кого-то он послал убить Бобби Клинча?

— Я в этом не уверен, Майами. Может быть, там была ловушка, может быть, Клинч появился в самом неподходящем месте в самое неподходящее время.

— А что Бобби искал? — спросил Декер.

Скинк сделал три гребка прежде, чем ответить.

— Рыбу, — сказал он, — особую рыбу.

Такова была теория Скинка или та ее часть, которой он счел возможным поделиться. Дважды Декер спрашивал Скинка, что он хотел сказать, говоря об «особой рыбе», но Скинк не отвечал. Он механически греб. На озере было слышно только его хриплое дыхание и ритмическое поскрипывание ржавых уключин.

Медленно взору Декера стали открываться очертания южной береговой линии, включая и силуэт покосившейся хижины. Путешествие было почти закончено.

Декер спросил:

— Ты выходишь на озеро каждую ночь?

— Только когда мне хочется на обед рыбы, — ответил Скинк.

— И ты всегда используешь этого большого лилового червя?

— Нет, — сказал Скинк, делая последний гребок и выводя лодку на отмель. — Обычно я пользуюсь двенадцатым калибром.

Когда Р. Дж. Декер добрался до своего мотеля, он нашел на своей двери записку от ночного портье. В записке говорилось, что ему звонил Отт Пикни, но не говорилось зачем.

Декер уже вставил в замок ключ, когда услышал, что подъезжает и останавливается машина. Он взглянул через плечо, почти ожидая увидеть плоскую «тойоту» Отта. Вместо этого он увидел «Корвет» мандаринового цвета.

6

У Декера была плохая память на имена. Потрясающая на лица, но имена вообще не держались у него в голове.

— Это были съемки весеннего показа мод, — подначивала его Лэни Голт. — Вы вели себя так, будто были в Сальвадоре.

— Кажется, я припоминаю, — сказал Декер, — на Сэнибел Бич, верно?

Лэни кивнула. Она сидела на краю постели и выглядела умиротворенной. Чужая комната в мотеле, чужой человек, и все-таки умиротворенной. Декер чувствовал себя далеко не так хорошо.

— Должно быть, это было пять-шесть лет назад, — сказал он. Он старался держаться по-деловому и не смотреть на ее ноги.

— Вы немного прибавили в весе, — сказала Лэни, — но это неплохо, не беспокойтесь.

Декер включил телевизор и стал искать «Почтальона». Он прекратил щелкать переключателем каналов, когда обнаружил одну из этих ужасных телевизионных игр. После этого он тяжело сел и притворился смотрящим на экран.

— Я изменилась? — спросила Лэни. Это не прозвучало так, будто она напрашивалась на комплимент.

— Вы выглядите потрясающе, — сказал Декер, отвлекаясь от телевизора.

— Хотите верьте — хотите нет, но я все еще влезаю в тот купальный костюм, который носила на тех съемках.

У Декера в памяти ясно всплыла эта деталь. Желтый цельный костюм из сетки, такой, который можно надеть на хорошо выбритое тело.

— Вы ведь трахались с одной из манекенщиц, правда?

Декер вздохнул.

— Она об этом говорила на обратном пути в Бока.

— Надеюсь, она была снисходительна, — сказал Декер. Ее звали Дайана. Очень милая леди. Не производила впечатления сороки, но тем не менее.

У него сохранился ее номер телефона, загвоздка заключалась в том, что теперь она была замужем за влиятельным пуэрториканским капитаном полиции. Ее номер был помещен под литерой С, что означало: самоубийство.

Лэни Голт скинула сандалии и скрестила ноги на покрывале. На ней была блузка без рукавов неопределенно фруктового цвета и белые шорты. Ее руки и ноги и даже верхняя часть стоп были покрыты золотистым загаром. Такой же загар покрывал шею и грудь, во всяком случае те их части, которые он мог видеть. Он начал размышлять об остальном и подумал, стоит ли попытаться. Неподходящий момент, решил он.

— Пожалуйста, не можете ли вы сделать это дерьмо потише? — сказала Лэни. По телевизору показывали, как молодая пара из Напы только что выиграла «Олдсмобиль Катлесс», и аудитория сходила с ума.

Декер уменьшил звук. Она сказала:

— Слушайте, я жалею о том, что было сегодня утром. Я опрокинула пару мартини, чтобы быть в состоянии пойти туда.

— Не осуждаю вас, — сказал Декер.

— Должно быть, я говорила, как бессердечная шлюха, но я не такая.