Двойная наживка

Джеймс был строен и даже высок — выше, чем Декер ожидал. У него был хорошо очерченный подбородок, высокие скулы и быстрые глаза, смотревшие с вызовом. Волосы рыжевато-каштановые, кожа белая. Его длинные изящные руки, вероятно, давали ему преимущество в мире соперничества хиропрактиков. В целом он выглядел немного привлекательнее, чем Декер надеялся.

— Я видел некоторые из ваших фотографий, — они довольно хороши, — сказал Джеймс и добавил: — У Кетрин есть старый альбом.

Двойной нажим на слове «старый». В каком-то смысле Декер даже чувствовал к нему жалость: двое совершенно незнакомых людей в доме и жена, требующая от него цивилизованного поведения. Человек нервничал, а кто бы не нервничал на его месте?

Джеймс отважно улыбнулся Скинку, фигура которого во флюоресцирующем дождевике подавляла. Джеймс сказал:

— А вы, должно быть, сопровождающая охрана?

Кетрин внесла чай с корицей на простом подносе. Скинк взял чашку и немедленно осушил ее. Его темно-зеленые глаза, казалось, приобрели особый блеск.

Когда Кетрин налила ему вторую чашку, Скинк сказал:

— Вы очень красивая девушка.

Декер замер, будто онемел. Доктор Джеймс был подавлен. Скинк лучезарно улыбнулся и сказал:

— Мой друг поступил, как идиот, позволив вам уйти.

— Благодарю вас, — сказала Кетрин. Она не выглядела ни раздраженной, ни напуганной. Выражение на ее лице можно было истолковать, как «зачарованность» и «понимание». Декер с раздражением подумал, что она и Скинк выглядят так, будто у них есть общая тайна, и тайна эта касается его.

— Кетрин, — сказал Джеймс строго, меняя тему. — Ты видела Бэмби?

— Несколько минут назад он играл в холле.

— У него был несколько утомленный вид, — добавил Декер.

— Бэмби? — Скинк скорчил рожу. — Вы говорите об этой чертовой собачонке?

Джеймс оцепенел.

— Он с родословной.

— Он ублюдский грызун, — сказал Скинк, — с перманентом.

Кетрин начала смеяться, но сдержалась. Даже в своем ревнивом раздражении Декер понимал, что они представляли собой комическую четверку. Он был рад видеть, что чары Скинка моментально улетучились, в качестве язычника он был гораздо более приемлем.

Джеймс пристально посмотрел на него и сказал:

— Я не уловил вашего имени.

— Айкабод, — сказал Скинк, — сокращенно Айки.

Декер отчаянно надеялся, что Айкабод не было настоящим, именем Скинка. Он полагал, что Скинк не изберет этот особый момент в присутствии именно этих людей, чтобы открыть все мрачные тайны своей души. Было известно, что Кетрин оказывает особое воздействие на мужчин.

Не задумываясь, Декер сказал Джеймсу:

— Это хороший дом. Ваша практика, должно быть, дает хорошие доходы.

— Собственно, — сказал Джеймс, — я приобрел этот дом до того, как стал доктором.

Казалось, что он испытывал облегчение из-за того, что отпала необходимость говорить о пуделе или красоте его жены.

— Еще когда я занимался недвижимостью, мне посчастливилось набрести на это место.

— Какого рода недвижимостью? — спросил Скинк.

— «Единицы временного владения», — ответил Джеймс, не глядя на него.

— Временные акции, — добавила Кетрин ободряюще.

Пошевелился Скинк на диване, и его костюм издал громкий писк.

— Временные акции? — спросил он. — А где?

Кетрин указала на несколько небольших табличек, свисавших с одной из стен.

— Джеймс был главным продавцом недвижимости три года подряд, — сказала она. Не было похоже, что она этим хвастается.

— А где это было? — допытывался Скинк.

— На побережье Смирны, — сказал Джеймс. — Мы преуспевали в конце семидесятых. Потом Талахасси лопнул, на нас набросилась пресса, и временный рынок закончил свое существование. Старая песня. Я решил, что пора переходить на что-то другое.

— Шум и бум, — подыграл Декер. — Такова история Флориды.

Неужели только деньги привлекли Кетрин к этому тощему дурню, гадал Декер. В каком-то смысле думать так было облегчением, и он надеялся, что так оно и было.

Скинк встал и прошелестел к табличкам, чтобы их рассмотреть. Кетрин и Джеймс не могли отвести от него глаз: им никогда не доводилось видеть такого дикаря, бродящего по их дому.

— Как назывался ваш проект? — спросил Скинк, поигрывая своей серебряной косицей.

— Воробьиная Отмель, — сказал Джеймс. — Клуб «Воробьиная Отмель». Теперь все это представляется делами давно минувших дней, древней историей.

Скинк не ответил, но издал какой-то тихий и удивительный звук.

Р. Дж. Декеру послышалось, что это был вздох.

— С твоим другом все в порядке? — спросила Кетрин позже.

— Конечно, — сказал Декер. — Он действительно предпочитает спать на воздухе.

Посреди монолога Джеймса о его триумфах на Воробьиной Отмели Скинк повернулся к Кетрин и спросил, нельзя ли ему провести ночь на заднем дворе. Декер почувствовал, что он впал в мрачную тоску, но не мог улучить подходящего момента, чтобы спросить его, в чем дело.

Кетрин одолжила Скинку старое одеяло, и Скинк ровным голосом поблагодарил ее за гостеприимство и неуклюже прогромыхал через заднюю дверь. Он совершенно игнорировал Джеймса.