Двойная взлётная

Не могу больше на это смотреть и слушать, как Гена, обдолбанный и накачанный двадцатилетним коньяком, несет ересь. Шульгин облизывает пересохшие губы, втягивает дорожку белого порошка, откидывается на спинку кресла, а меня начинает тошнить.

Сейчас меня на самом деле вывернет наружу обедом, прямо на это дорогущее ковровое покрытие.

Братишка мой старший, Илья, также употреблял, конечно, не этот отборный сорт кокаина, который сейчас рассыпан по столу. То была совсем другая, отвратительно дешевая дрянь, на которую только и хватало ворованных денег.

Семь лет уже как лежит на кладбище, смерть в результате передозировки наркотических средств, так показало вскрытие, без него было ясно, сама лично видела. Его трясло так, что ни в жизни не забуду. Наверное, к лучшему, отмучился, и мать отмучилась, хотя не скажу, что она сильно страдала.

Моя отправная точка в другую жизнь, в большой город, за мечтой. Можно сказать Илюхе «спасибо», не он бы, наверное, также закончила бы или жила бы в том дерьме и сейчас.

— Извините, мне надо разогреть обед. С вашего позволения, я отойду, все будет готово через двадцать минут.

Ухожу, лишь бы не видеть их, а перед глазами Илья, выгибает спину дугой на грязном полу подъезда, изо рта идет пена, закатывает глаза. Там же валяется шприц. Илья лежит, раскинув до синевы исколотые руки так, что не видно вен. Его друзья, такие же торчки, так и не поняли, что случилось, откинутые, ловили приход.

Братишка тоже словил. Но свой. Навсегда. Ушел под кайфом.

Глава 23

— Девушка, можно вас?

— Да, конечно.

Громов обращается ко мне как к малознакомому человеку, даже в глазах нет и намека на заинтересованность моей персоной. А меня все устраивает. В салоне тихо, Шульгин спит, откинув кресло, будущий кандидат в мэры неизвестного мне города клюет носом в бокал.

— Вы не поможете? Не могу справиться с одной проблемой.

— Да, конечно. Что случилось?

И тут он резко тянет меня за руку, тащит в конец салона, прижимает спиной к стене уборной, зафиксировав подбородок, целует. Я просто стою, не оказывая никакого сопротивления, на душе пусто, а во рту горечь с привкусом коньяка.

— Ты чувствуешь мою проблему? У меня она очень большая.

Ему весело, я на самом деле чувствую его эрекцию.

— Могу сделать так, что у тебя больше не будет проблем, коленом и больно.

— Что не так, Крис? — моментально меняется в лице.

— О чем вы? Я не понимаю.

Сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони, хочу оттолкнуть Игоря, но не буду этого делать.

— Ты что, обиделась? Не обращай внимание, Гена трепло, просто клоун.

— Игорь Анатольевич, я не понимаю, о чем вы говорите? Как я могу обидеться? Я всего лишь выполняю свои прямые обязанности. А то, что всякие уроды меня унижают, так я уже привыкла, работа такая.

Мой голос пропитан сарказмом и горечью, Громов смотрит не по-доброму, но все еще продолжает вжиматься в мое тело. Жарко, а еще обидно, но это я переживу.

— Окей, поговорим, как прилетим.

— Не стоит.

— А это мне решать, — теперь голос жестче, а взгляд тяжелее. — Всегда мне.

О чем он собирается со мной разговаривать? Или как? Снова секс, не спорю, он прекрасен, Громову даже не надо прилагать особых усилий, чтоб довести женщину до нескольких оргазмов.

А я, как обычно, сейчас строю из себя неприступную девственницу, а при нем раздвину ноги, встану на колени и получу свой кайф.

Противоречия.

Я полностью состою из них. Сначала опускаю себя на самое дно, потом жалею, а потом всех посылаю на хуй, такая гордая и независимая. Самой смешно.

Надо точно идти к психологу и повышать самооценку. Или купить новые туфли. Не хочу ему возражать, Игорь отодвигается, я хочу уйти, но его руки снова на моей талии, сжимает, быстро целует в висок.

— Не верь своим глазам, — шепчет на ухо, а у меня мотыльки срываются в полет, снова готовые поломать крылья. А я — забыть все, что происходило последние два часа.

Это так необычно, так нежно и по-настоящему, что я теряюсь, замираю в его руках. Задержав дыхание, прикрыв глаза на несколько секунд.

— Что?

— Иди.

Быстро прохожу по салону, посадка через двадцать минут, сажусь на свое место, просто смотрю в одну точку. Странно все. Последние дни моя жизнь полна на события и эмоции, а еще старые воспоминания, которые лучше совсем забыть.

Но мерзкое, отвратительное чувство при виде наркотиков останется навсегда. Так нельзя, невозможно, неправильно уничтожать самого себя, а ведь Артём живет именно так. Хотя, не знаю и не понимаю уже ничего.

И я совсем не знаю этих мужчин.

Джет плавно касается посадочной полосы, Прага встречает ярким солнцем. В салоне снова разговор на повышенных тонах, Геннадий слегка проспался, взгляд злой, лысина блестит от пота. У трапа сует мне в руку визитку и зеленую стодолларовую купюру.

— Не будь гордой дурой, позвони. Еще увидимся.

Да не приведи господь.

Ничего не отвечаю, сминаю бумажки в пальцах, снова до боли в ладони. Гордая? Далеко нет. Вот дура, это да.

Шульгин с Громовым спускаются по трапу, проходят мимо, Артём словно случайно касается моего плеча. Дергаюсь в сторону, он лишь улыбается, облизывает губы, надев солнцезащитные очки.