Несколько минут я сидел, вертя в руке стакан и теряясь в догадках, что же могло случиться с моим космическим приятелем. Были все основания предполагать, что его радушия и гостеприимства сможет хватить и для обеда, а если мы станем друг другу достаточно “симпатико”, мне может перепасть и небольшой денежный заем. Потому что перспективы мои были самые никудышные — могу признаться честно! Последние два раза, когда я пытался дозвониться до своего агента, его автосекретарь просто записывал мое предложение на пленку, и если у меня сегодня не окажется монеты для подкормки ненасытной двери номера, то мне негде будет переночевать… Вот как низко упали мои акции: дожил до того, что вынужден жить в автоматической комнатушке.
В самый разгар этих грустных терзаний меня тронул за локоть официант.
— Вам звонят, сэр.
— А? Спасибо, приятель, принесите, пожалуйста, аппарат сюда, к столу.
— Очень жаль, сэр, но его сюда принести нельзя. Это прямо по коридору, кабина номер двенадцать.
— Вот как. Ну, спасибо, — ответил я, стараясь придать голосу побольше искренности, раз уж было нечего дать ему на чай. Огибая столик марсиан, я попытался держаться от них подальше.
Теперь я понял, почему нельзя было принести аппарат к столику: № 12 был кабиной повышенной безопасности, защищенной от подглядывания, подслушивания и многого другого. Изображения не было, и оно не появлялось и после того, как я закрыл за собой дверь. Экран оставался молочно-белым до тех пор, пока я не сел, и мое лицо не оказалось напротив передающей камеры, только тогда молочная пелена экрана растаяла, и я увидел лицо своего приятеля-космонавта.
— Прошу прощения, что побеспокоил, — быстро сказал он, — но я очень торопился и не мог объяснить всего. Я хотел бы попросить вас сейчас же прийти в комнату номер 2106 в отеле “Эйзенхауэр”.
Объяснять он ничего не стал. “Эйзенхауэр” — такое же неподходящее для космонавтов место, как и “Каса Маньяна”. Я почувствовал, что пахнет паленым. В самом деле, не будешь же приглашать первого встречного из бара в свой номер, да еще так настойчиво — по крайней мере, если он одного с тобой пола.
— А зачем? — спросил я.
Лицо космонавта приняло вид человека, который привык, чтобы ему подчинялись беспрекословно: я изучал его с профессиональным интересом — это выражение довольно-таки сильно отличается от выражения гнева. Оно напоминает грозовую тучу, набегающую перед бурей. Впрочем, он быстро взял себя в руки и спокойно ответил:
— Лоренцо, у меня нет времени объяснять. Вам нужна работа?
— Вы собираетесь предложить мне работу
— Конечно же, по профессии, — торопливо сказал он. — Причем требуется актер самой высокой квалификации.
Я постарался, чтобы чувство облегчения никак не проявилось на моем лице. То, что я согласился бы сейчас на
Он не клюнул на удочку.
— Я не могу рассказывать это по фону. Вам, наверное, неизвестно, но это факт: с помощью специального оборудования можно подслушивать даже самые надежные линии. Так что поторапливайтесь!
Он был нетерпелив. Чувствовалось, что я ему очень нужен, следовательно, мне свой интерес высказывать ни к чему.
— Послушайте, — запротестовал я. — За кого вы меня принимаете? За коридорного? Или может быть, за мальчишку, который готов разбиться в доску, лишь бы ему доверили что-нибудь поднести? Я — Лоренцо! — Я гордо вскинул голову и принял оскорбленный вид. — Что вы можете мне предложить?
— Хмм… Но, черт возьми, я не могу рассказывать этого по фону. Сколько вам обычно платят?
— Что? Вы имеете в виду мой профессиональный тариф?
— Да! Да!
— За одно выступление? Или за неделю? Или стоимость длительного контракта?
— Нет, я имею в виду не это. Сколько вы берете в день? Минимальная сумма, которую я получаю за одно вечернее выступление, — сотня империалов. — Это было сущей правдой. Конечно, иногда мне приходилось играть кое в каких скандальных и глупых постановках, но получал я за это ничуть не меньше своей обычной платы. У каждого человека должны быть какие-то определенные стандарты. Уж лучше поголодать, чем соглашаться на нищенскую плату.
— Прекрасно, — быстро отозвался он. — Сотня империалов наличными окажется у вас в руке, как только вы окажетесь у меня в номере. Но поторопитесь!
— А? — я вдруг с огорчением понял, что с такой же легкостью мог бы запросить и двести, и даже двести пятьдесят империалов. — Но я еще не принял вашего предложения.