Двойня для Цербера

Кидаю окурок прямо на пол веранды и хорошенько тушу его каблуком ботинка, показывая Агнии, что будет, если она вдруг переборщит с игрой в недотрогу. Смотрит на стремительно угасающий огонек и все понимает. Она никогда не была дурочкой.

Делаю дамам ручкой и бодрой походкой направляюсь в сторону большой срубовой русской бани. Захожу в предбанник и скидываю шмотки, которые пахнут очень странно: смесью сигаретного дыма, сладких духов и конфетного аромата Аси.

Нутро словно ложкой перемешивают. В голове беда, а в сердце словно кулаком долбанули со всей дури. Ничего, очистительный пар приведет меня в порядок.

Опоясываюсь простынею и вхожу в парную. Сегодня просто вечер закономерных случайностей. На лавке сидит и потеет в нелепой шапке из войлока Ильдар. Сажусь напротив и принимаюсь прощупывать его взглядом.

— Может, парку подбавить? — спрашиваю я, уже взявшись за ковш.

— Давай, — кивает он, почесывая брюхо, которое такое огромное, что переваливается через простыню.

Плещу воду на раскаленные камни, и парилка полностью заполняется густым ароматным паром.

— Перетереть кое-что нужно, — кидаю я затравочку.

— Если надо, то давай, — старается он скрыть испуганный бегающий взгляд.

— Я хочу твою племянницу, — выдаю без прикрас.

Закашливается от горячего влажного пара. И не может остановиться. Я жду, теряя терпение. Наконец, стерев с рожи слюни-сопли, не моргая пялится на меня красными глазами.

— В смысле? — переспрашивает Ильдар, в момент став мордой как вареный рак.

— В прямом, — ухмыляюсь я. — Даешь свое благословение?

— Зачем она тебе? Агния маленькая еще. И твоим женщинам конкуренцию не составит. У тебя же и модели, и актрисы, — несет он чушь, которая только добавляет мне бронебойной решительности.

— Сказал же, что хочу и все. А будешь мне палки в колеса вставлять, я тебя в порошок сотру.

Молчит. Думает, наморщив лоб. И отдавать мне, прожженному ловеласу, девочку не хочет, и отказать все равно, что подписать смертный приговор.

— Олег, ты ведь старше Аси на двадцать лет почти, — заикаясь, рожает он и тут же затыкается, поняв, что зацепил меня.

— И что с того? — оскаливаюсь я, готовый рвать глотки. — Твоя племянница внакладе не останется. Ты бы подумал. Если женюсь на ней, то твоя семейка ой как выиграет. Или не нужен тебе такой зять?

— Олег, ты ж не женишься на ней. Тебя такая простая, обычная девочка не устроит ведь, — бормочет он, как индюк втянув голову в шею.

— Это не твоего ума дело, Ильдар, — рыкаю я, вскочив на ноги. — Что яйца чугунные, что ли, раз решил попробовать сберечь от меня девчонку? Ты теперь ходи, оглядываясь, потому что скоро от твоей жизни, которая идет по накатанной во многом благодаря мне, вообще ничего не останется.

Глава 2. Агния

Пытаюсь унять мелкую дрожь, от которой друг об друга глухо стучат косточки на коленках, а ручка, судорожно зажатая в пальцах, выводит сплошь каляки-маляки вместо конспекта.

Лицо горит огнем, а перед глазами все плывет. Я всеми силами хватаюсь за реальность, но снова и снова проваливаюсь в воспоминания о том вечере. Они такие живые, что я до сих пор чувствую на своем теле его горячие, давящие ладони, а на губах пламенеет поцелуй. Такой пугающий… и одновременно уводящий в страстные дали.

Я целовалась раньше с парнями, в том числе и по-взрослому, но то было стыдливо и неловко, и почти не пускало мурашек по коже. А Олег показал мне, что такое настоящий французский поцелуй, в котором ты растворяешься. На пару мгновений я потеряла себя и нашла нас, хотя никогда не думала о нем в романтическом контексте. Хорошо, почти никогда не думала…

Мне было безумно стыдно и страшно, что мама увидит, как меня целует взрослый мужчина, друг моего дяди. Но сквозь стыд и страх пробивалось нечто новое и волнующее. Возбуждение, которое родилось там, где соприкоснулись наши губы, огнем прокатилось по венам и разлилось тягучим возбуждением внизу живота. Я отбивалась от него, потому что воспитана по-другому, и в то же время мне хотелось, чтобы Олег не останавливался.

— Вересова! — почти орет преподаватель у меня над ухом.

Подскакиваю и вновь оказываюсь в реальном мире, где нет его рук и губ. Зато есть целая аудитория глаз. И все они смотрят на меня.

— Что? — бормочу я, а мой взгляд мечется между испуганным лицом сокурсницы Риты и перекошенной физиономией преподавателя по зарубежной журналистике.

— Вересова, — вновь почти выкрикивает он мою фамилию, — покажи мне свой конспект по разбору «Защиты Лужина».

Опускаю глаза на свою тетрадь и с ужасом понимаю, что вместо лекции там одни каракули, которые я начертила словно в трансе. Что только со мной происходит? Все время думаю о нем и том почти насильно сорванном поцелуе.

— Извините, Валерий Александрович, — бормочу я, вцепившись в тетрадку так крепко, что бумага начинает деформироваться под моими влажными пальцами. — У меня очень боли голова. Кажется, я заболела. Можно, мне выйти?

— Хорошо, Вересова, но хвосты свои, чтобы подтянула, — отчитывает меня препод, но я пропускаю все его замечания мимо ушей, главное — разрешил уйти.