Читаем Двойничество полностью

Насколько первая глава погружена в описания, настолько, последующие наполнены действием, бурлеском и буффонадой. Почти каждая живописная деталь в последующем тексте гоголевской повести связана с действием, с конфликтом. В этом плане композицию гоголевского произведения можно сравнить с вертепной интермедией, в которой после представления персонажей, заключающегося в рассказе о том, как они одеты и где живут, женаты они или нет, каким добром-имуществом обладают, начинается гротескное действие, полное ссор и драк. Во второй главе "очень занимательное зрелище" вывешиваемой на просушку одежды Ивана Никифоровича сравнивается с пестротой вертепного театра: "Все, мешаясь вместе, составляло для Ивана Ивановича очень занимательное зрелище, между тем как лучи солнца, охватывая местами синий или зеленый рукав, красный обшлаг или часть золотой парчи, или играя на шпажной шпице, делали его чем-то необыкновенным, похожим на тот вертеп, который развозят по хуторам кочующие пройдохи. Особливо когда толпа народа, тесно сдвинувшись, глядит на трон царя Ирода в золотой короне или на Антона, ведущего козу; за вертепом визжит скрыпка; цыган бренчит руками по губам своим вместо барабана, а солнце заходит и свежий холод южной ночи незаметно прижимается сильнее к свежим плечам и грудям полных хуторянок"(344-345).

Первая глава демонстрирует влияние на Гоголя барочного стиля, который в XVII веке проникает на Украину через Польшу и консервируется в низовой рукописной литературе, оказывая ощутимое воздействие на фольклор и массовый художественный вкус.75 Барочный вкус Гоголя, сложившийся на периферии империи, проявляется в его пристальном интересе к вещному миру, в затейливых и витиеватых описаниях. Человек буквально тонет в гипертелесности художественного пространства. Эта телесность развертывается вне реалистического детерминизма. Дробность и виньеточность, свойственные барочному стилю, проявляются и в структуре повествования, которое, как мы показали, изобилует "мини-фабулами". Нарратив у Гоголя организуется по кумулятивному принципу: крохотные "истории" словно нанизываются на некую нить, облепливают со всех сторон сюжет центральных персонажей.

Композиция сюжета в "Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем", как, впрочем, и других произведений Гоголя, напоминает барочную архитектуру, в которой главная конструкция скрыта коллажем деталей. Описание дома, двора, внутреннего убранства помещений в текстах Гоголя представляет собой своеобразную модель пространства барочной архитектуры. Дома Ивана Ивановича, Коробочки, Манилова, Ноздрева, двор Ивана Никифоровича, жилую комнату дома Плюшкина можно рассматривать как образ беспорядочно разросшегося, утратившего организующий центр, в сущности, хаотического, но в то же время исчисляемого и учитываемого пространства, поглотившего собою время.

Другой пример - описание содержимого сундука Ивана Никифоровича в рассматриваемой повести. Перед нами - попытка опредметить историю и представить сменяющие друг друга эпохи как пространственно рядоположенные, выразить динамику статикой. Барочному сознанию история представлялась хаотической сменой материально-предметных массивов и трагикомических событий, скопищем раритетов и анекдотических эпизодов. Так стиль запечатлел мучительный процесс выработки историзма мышления.

Через всю эту телесность и вещность пробивается проповедническая интонация. Хаос мира организуется через дидактический дискурс. Барочный дидактизм находит воплощение в многочисленных обращениях к аудитории, к читателям, а также в некоторой иллюстративности гоголевских персонажей. Так, Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна иллюстрируют предание о Филимоне и Бавкиде, Тарас Бульба -"русскую силу", Иван Иванович и Иван Никифорович - народную пословицу "Гусь свинье не товарищ", а Хома Брут чуть ли не полный набор барочных мифологем: "все суета", "жизнь есть сон", "помни о смерти".

Высокое и низкое, смешное и страшное переплетаются чуть ли не в каждом гоголевском образе. В тексте анализируемой повести легко обнаруживаются следы барочных жанров: плутовского ( на уровне персонажей - Антон Прокофьевич Голопузя, городничий, Иван Иванович с кривым глазом), вертепного театра ( низовой вариант театра барокко) и, конечно, барочной утопии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология