Востриков немного посидел, достал из ящика стола ежедневник, бережно провел пальцами по тисненой коже, обложку украшал выдавленный знак, — перевернутый полумесяц и короткая полоса над ним. Он открыл страницу, аккуратным почерком с наклоном влево написал две строчки. Спрятал ежедневник в ящик, подошел к мини-бару во встроенном шкафу, бережно извлек оттуда темную бутыль. Его рука немного дрожала, когда он наливал в бокал красное вино. Осушив содержимое бокала, Востриков позвонил в столовую и заказал жареную свинину с гарниром.
Хатом знал ответы на многие на вопросы, кроме главного, — что будет происходить за той чертой, когда грудная клетка исторгает последний вздох. Старик сидел на том же самом месте, где они расстались в прошлый раз. Словно и не было долгих дней скитаний. Целодус опустился на землю рядом с ним.
— Я был близок к тому, чтобы совершить ошибку… — признался он.
— Человек может все исправить, пока он жив, — улыбаясь, ответил Хатом.
Неуклюже переваливаясь, подошел ворон. Выпуклый блестящий глаз птицы пристально смотрел на людей.
— Многое непонятно, — говорил Целодус. — Временами мне начинает казаться, что некая сила управляет мной. Это как наваждение. Я вижу чужие миры, слышу голоса. И я… Я боюсь, — проговорил он и пожалел о сказанном. Подобное мог говорить ребенок, но не бесстрашный гладиатор.
— Странствие — удел сильных духом! — ответил старик. — Наберись мужества и жди знаков.
Солнце скрылось за Верблюжьей горой, с моря подул освежающий бриз. Ворон, взмахнув крыльями, улетел прочь. Близилась ночь, а вслед за ней наступит рассвет. Так было, и так будет, пока время не остановит свой неумолимый ход.