Двойной бренди, я сегодня гуляю

В области портрета барнардцы достигли своеобразного совершенства. У них было хорошее представление о перспективе, но они никогда не играли перспективой ради того, чтобы поразить зрителя, как это нередко бывало у земных художников. Композиция портретов была скупа и сдержанна; большей частью они представляли фигуры в полный рост или по колено, причём социальный статус изображённых людей уяснить было крайне трудно. Более или менее опознавались только военные – с непокрытыми головами и в форме, отдалённо похожей на древние образцы военной формы Земли. Впрочем, в основе барнардской социальной иерархии вообще лежали какие-то совсем иные принципы, малопонятные землянам. По манере эту живопись, пожалуй, можно было сравнить с земными портретами XVIII века, но краски были намного ярче. Живость лиц и точность схваченных выражений приковывали внимание Лики, однако цветовая гамма мешала её восприятию. Для неё эти цвета были слишком резкими. Превосходная пластика, подумала она, глядя на портрет мужчины в алой шапочке, но для чего эти мазки зелени на висках? Так ведь не бывает…

Она невольно оглянулась на Лаи – человек на портрете немного походил на него. Он стоял, повернув голову так, что на него падал свет от лампы сбоку. Выступающий из-под шапочки угол сбритых волос был нежно-зелёного оттенка, такого, какой можно увидеть на листьях южной мяты.

Выходит, чувство цвета у барнардских художников было развито лучше, чем она могла предположить. В юности Лика занималась живописью; она отошла за стенд, скрывший её от глаз Лаи, который не подозревал, что предметом её профессионального интереса вместо картин сделался он сам. Притаившись за стендом, Лика внимательно исследовала контраст между мятным цветом выбритого виска и тёмно-каштановыми волосами длинного локона. А ведь этот контраст не лишён привлекательности, вдруг подумала она.

Неизвестно, к каким бы ещё выводам её привело созерцание Лаи в профиль, но тут появился Коннолли. Услышав топот его сапог по гулким плиткам пола, Лаи обернулся.

– Ну как? – весело спросил он.

– Ты только не обижайся, Вик, но, между нами говоря, – Коннолли склонился и поглядел на него с хитрой ужимкой, – что это за музей? Ни одной голой ба…

Он осёкся, увидев Лику, выступившую из-за стенда.

– Ню, я хотел сказать, – поспешно завершил он. Лика едва не поперхнулась. Лаи, как истый барнардец, даже не пытался сдерживать смех, но смеялся он сердечно и совершенно необидно.

– Пора мне писать монографию о культурных шоках, – сказал он, отсмеявшись. – Со мной в молодости было ещё забавнее. Когда я студентом прилетел на свою первую стажировку на Землю. Представление о земной культуре я, конечно, составил по живописи и журнальным фото. Так я в первые дни после прилёта всё вертел головой – ждал увидеть на улицах голых землян.

Коннолли его признание совершенно обезоружило.

– Ну ты даёшь, Вик! Неужели ты правда был таким наивным?

– Представь себе, да. И я не исключение – многие барнардцы, особенно провинциалы, воображают то же самое.

– Лет двести пятьдесят назад у вас был бы шанс увидеть нечто подобное, – сказала Лика. – На рубеже двадцатого – двадцать первого веков существовали довольно многочисленные нудистские движения. Были даже пробеги голых велосипедистов. Примерно в 2060-е годы это запретили.

– Из каких соображений? – с любопытством спросил Лаи.

– Как нарушение принципа равноправия полов. Поправка к Антидискриминационному Кодексу ООН.

– Лика у нас эрудит, – сказал Коннолли. – Я про такое и не слышал. Где ты это выкопала?

– Случайно, в одном старом журнале.

– А как это связано с равноправием? – Лаи, как всегда, испытывал потребность вникать во все детали.

– Очень просто. У нас не одобряется публичное напоминание о биологической разнице между мужчиной и женщиной. А когда люди не одеты…

Ни с того ни с сего Лика обнаружила, что барнардец не слушает её. Взгляд его тёмных влажных глаз был устремлён куда-то в сторону.

– Йее-иу… – тихо выдохнул он, и даже не зная его родного языка, можно было распознать в его голосе изумление. Лика проследила за направлением его взгляда, и всё, что она собиралась рассказывать о нудизме и Антидискриминационном Кодексе, вышибло у неё из головы.