Двойной бренди, я сегодня гуляю

И увидела белое лицо Лаи, судорожно сжимавшего в пальцах вынутую из уха капсулу. Его глаза были чёрными и бездонными. Глаза утопающего.

– Виктор?

Лика испуганно шагнула ему навстречу. Он опустил руку и убрал капсулу в пояс.

– Дорану плохо, – хрипло выговорил он. – Сердечный приступ.

– Сердечный приступ? В его возрасте? – Лика ощутила смятение. – Это какая-то ошибка…

– Ошибка исключена, – Лаи покачал головой. – Его подобрали в гостиничном саду, и на пальце у него было гостевое кольцо. В кольце они и нашли мои координаты – в память забито, что Доран навещает такого-то. Сейчас он в медцентре гостиницы.

– Ничего не понимаю, – сказала Лика. Это было самое искреннее, что она могла сказать.

– Я тоже.

Лаи прикусил губу. В глазах его стояло такое отчаяние, какое бывает только у барнардцев.

– Хоть бы мне позвонил, дурачок, что собирается дожидаться меня в парке… Телефон-то был включен.

– Он в тяжёлом состоянии?

– Боюсь, да. Врач сказал, что ситуация стабилизировалась, но Дорану нужен покой. Обещал перезвонить мне позже и сказать, когда можно будет к нему зайти.

Он страдальчески поглядел на Лику.

– Посмотрите храм без меня? Ничего?

– Не глупите, – оборвала Лика. – Я с вами.

Она еле поспевала за ним, пока он бежал вниз по винтовой лестнице, прыгая со ступеньки на ступеньку. Монорельсовый вагон как раз распахнул двери у остановки, но в спешке Лаи никак не мог попасть перстнем в валидатор турникета, и обоим показалось, что прошла целая вечность, прежде чем они очутились внутри. Поездка длилась в молчании; каждый из них словно боялся неосторожно сказанным словом вызвать непоправимые разрушения – словно судьба Дорана зависела от того, что они скажут или не скажут в вагоне. Заговорить они решились только в фойе гостиницы.

– Ещё и половины времени не прошло, – Лаи взглянул на свои старомодные часы в титановом корпусе. – Меня это доконает.

– Наверное, если бы ему стало хуже, вам бы перезвонили, – Лика пыталась быть рассудительной. Она понимала, что рассудительность – не слишком убедительное утешение, но надо же было что-то сказать.

– Надеюсь.

Они доехали на лифте до своего этажа. В коридоре их снова захватило мучительное молчание. Он был подавлен, она – просто не знала, что говорить. Переживания Лаи действовали на неё ещё сильнее, чем несчастье с Дораном. Земные мужчины никогда не выражали страх и надломленность так откровенно, да и Лаи не был из тех, кого легко вывести из равновесия. Она имела возможность убедиться в этом в экспедиции.

И к тому же Доран… Это очаровательное создание в оранжевой рубахе до пят – неужели он в самом деле, сейчас вот, погибает от сердечного приступа?

Лаи открыл дверь своего номера. Лика прошла за ним. Фарисейство было неуместно. Она не могла оставить его одного.

Он остановился посреди комнаты. Попытался ослабить на шее узел платка, но бросил эту попытку.

– Ох, Лика… – произнёс наконец он. А потом неожиданно подошёл к ней и уткнулся лицом ей в плечо.

Она была так растеряна, что бессознательно погладила его по голове. Её ладонь успела соскользнуть с пилотки и задержаться на его горячем бархатистом затылке, прежде чем она опомнилась. Она надеялась, что не коснулась волос. Но нет, локон был выпущен из-под шапочки сбоку на висок. Всё в порядке…

– Не убирайте руку, – прошептал Лаи. Она не сразу поняла его.

– Не убирайте руку, – повторил он. – Мне нравится, когда вы так делаете.

Лаи дышал ей в плечо сквозь свитер. Ложбинка над шеей у него была совсем такая же, как у землян. Только уши немного отличались по форме, розовые мочки были слегка заострёнными. Забытые храмовые орехи болтались в его жилетном кармане.

– У вас руки прохладные, – чуть застенчиво проговорил он, – а у меня такое творится в голове…

Постояв так немного, он мягко освободился из-под её руки и сел на кровать. Лика не рискнула сесть рядом с ним. Она осталась стоять. Он не смотрел на неё.

– Это противоестественно, если хотите знать, – порывисто сказал он. – Стоит только подумать, что он мог умереть, в его годы…

– У него были какие-то проблемы с сердцем? – спросила Лика, только для того, чтобы как-то выразить сочувствие. Её душили её собственные эмоции, в том числе и не очень уместные в той ситуации, в которой находились они оба. Но, боже мой, кто же знал, что они такие приятные на ощупь?

– Никогда. С чем-чем, а с сердцем у него всегда всё было в порядке.

– Ужасно, – искусственным голосом ответила Лика. Хотя ужас её был абсолютно искренним. Ей никогда не давались соболезнования, вот в чём беда.

Она всё ещё ощущала на пальцах бархатный жар. Она не смогла бы сказать, сколько прошло времени так, в молчании, прежде чем телефон Лаи заверещал.

– Да, – сказал Лаи. – Алло, – потом спохватился и перешёл на родной язык. На лицо его понемногу возвращались краски. Оборвав связь, он вскочил с кровати.

– Это из медцентра. Говорят, к нему можно зайти.

14. «ДРУГАЯ КУЛЬТУРА», СКАЗАЛ АСТЕРИКС