Но это чрезвычайная мера. Так-то мы им припасы на парашютах будем сбрасывать. Продовольствия им почти не надо. Местный колхоз кормит.
Прогнозирую затишье на фронте, так что можно к Рычагову слетать…
— Товарищ генерал, — заглядывает Саша, — вас Москва требует по ВЧ.
Раз требует, надо идти. По интонации адъютанта понимаю, что звонит Иосиф Виссарионович.
Угадал. В тесной подвальной комнатушке из эбонитовой трубки слышу голос с узнаваемым сотнями миллионов акцентом.
— Как у вас дэла, товарищ Павлов? — спрашивает вождь после приветствий. — И пачему вы так долго к телефону добираетесь?
— Нормально у нас дела, Иосиф Виссарионович. Добираюсь долго, потому что ВЧ-связь у нас в подвале, по трём этажам приходится скакать. Ближе нельзя, контрразведка ругается.
— Гаварите нормально дела, но накануне вы Молодечно отдали.
— Мало что значит этот Молодечно. Оборонять его сложно и необходимости не вижу. Да и не просто так немцы туда вошли. Заплатили за вход полноценным батальоном.
— А за сколько Минск отдадите? — как-то опасно голос у вождя напрягается. В пику ему отвечаю беззаботно:
— Ну, если вермахт поставит на кон с десяток штурмовых дивизий, моторизованными и пехотными, то буду считать цену приемлемой. Но, конечно, поторгуюсь ещё, товарищ Сталин.
— Нэльзя Минск отдавать, — не повышая голос, но твёрдо заявляет Сталин.
— Почему? Рядовой город, это ж не Москва и не Ленинград…
— Сталица республики — не рядовой город.
— Вильнюс, Рига, Львов, Кишинёв — такие же провинциальные столицы, как и Минск. Одесса в стратегическом плане значит намного больше, чем Минск.
Язык мой — враг мой! Только брякнув про Одессу понимаю, что зря это сделал.
— Пачему не помогли Приморской группировке? Вас же прасили…
— Почему не помог? Помог! Авиагруппа сбила, дай бог памяти, по-моему, восемь юнкерсов, помогли местным отбить какие-то позиции у того лимана, забыл его название. И кое-как вернулась. Там же далеко, топлива в оба конца никак не хватает. Кое-как их вытащили, целую операцию для этого пришлось соображать…
— Мне как-то по-другому докладывали…
— Приморская группировка принять мои самолёты не может. У них аэродромов нет. Есть только местный аэропорт, про который немцы прекрасно осведомлены. Разбомбят в два счёта, если наши там приземлятся. По радио они нашим лётчикам не ответили, хотя частоты были оговорены, авиационных боеприпасов наверняка у них нет… не, посылать к ним авиагруппы, это давать им билет в один конец. Туда прилетят, обратно не вернутся. А почему Жуков не организует авиаподдержку? С Крыма намного ближе лететь, да есть места и поближе.
— У Жюкова авиации кот наплакал.
— Пришлите мне ещё молодых лётчиков и самолёты. Сформируем авиаполк и перебросим на юг.
— И сколько ви их будете готовить?
— Сегодня лётчики и самолёты — через месяц Рычагов даст полк.
На этот раз намеренно упоминаю Пашку. Какой-то зуб у Сталина на него растёт. Одна его фамилия вождя раздражает. Потому и поминаю Пашку в положительном ключе. Зависает пауза.
— А раньше нельзя? — всё-таки спрашивает вождь.
— Можно, но только за счёт других. Только не понимаю, неужто у Жукова даже авиаполка нет?
Хитренькая память Кирилла Арсеньевича подбрасывает фамилию Покрышкина, который как раз на Юго-Западном фронте колобродил. Так что есть у него и лётчики, и авиация в целом. Но называть эту фамилию не могу, сразу нарвусь на вопрос, откуда я знаю. И Жукова понимаю, на таком клочке, который занимает Приморская группировка, аэродром в условиях степи спрятать трудно. И с самых близких мест расстояние всё равно больше двухсот километров. Не разгонишься. Оптимальное расстояние до линии фронта тридцать-пятьдесят камэ, никак не двести пятьдесят. Но мне-то ещё хуже, у меня — пятьсот. Авианосцев у нас ещё долго не будет.
— Есть ещё вариант, товарищ Сталин, — закидываю удочку, вдруг клюнет.
— Какой?
— Дайте мне армию, хотя бы из трех-четырех корпусов с полутысячей танков, и Рокоссовский ударит в сторону Одессы от Полесья.
— Думаете, дойдёт до самой Одессы?
— Ему даже на побережье выходить не надо. Если приблизиться к Одессе хотя бы за сто километров, то моя авиация потом всю румынскую армию в порошок сотрёт.
Вождь задумчиво хмыкает.
— А у вас, товарищ Павлов, нет в запасе резервной армии?
— В стадии формирования, товарищ Сталин. Нужны ещё танки, автомобили и всё прочее.
На самом деле лукавлю. 24-ая ударная армия на основе политического корпуса, командный состав которого сформирован из политруков, уже перебрасывается на территорию Анисимова (11-ая армия). И у них уже больше сотни танков, трофейных и свежевыпеченных Т-34.
Но Сталин меня на слове не поймает.
— У мэня складывается впечатление, — вождь возвращается к избитой теме, — что ви хотите отдать Минск.
— Неправильное впечатление, товарищ Сталин, — отвечаю бодро и без запинки, — дело в том, что меня радует абсолютная прозрачность намерений фон Бока. Не надо гадать, куда он ударит. Он открыто рвётся к Минску, давая мне время подготовить контрудар в другом месте…
Не успеваю закончить.
— Ви готовите контрудар?! Где? Пачиму молчали? — Сталин заметно возбуждается.