Двойной генерал-2 (полуостров Сталинград)

Этим шокирующим неискушённую юношескую психику кинороликом основное занятие завершается. После академической нотации Паши с понятным смыслом, — надо смотреть в оба и непрерывно, — выходим из кинозала.

Решаем промять ноги, идём вдоль взлётки.

— А это что? — киваю на пару изломанных мессеров. — Гробите ценную трофейную технику?

— Не такая уж и ценная, — бурчит Паша. — Знаешь, почему на них только асы летают? Другие не смогут. При посадке чуть что не так, шасси сразу ломается. Так что сейчас на оставшихся самые опытные летают. В небе он хорош, спору нет, но каждая посадка — лотерея.

— Сколько у тебя реально сейчас в строю?

— Триста двадцать машин. Половина с подготовленными лётчиками, другую половину тоже можно в бой выпустить, но…

— Понятно. В бою доучаться. Ты понадобишься мне через три-четыре дня. Вместе со всеми. Будем давить немцев и количественно и качественно.

К нам присоединяется Копец со своим адъютантом.

— Тебе, Иван Иваныч, особое задание. Бери ТБ-7 с киноустановкой и проложи маршрут до Берлина.

Рычагов внимательно на меня смотрит, Копец кивает.

— Правильно вы вопросов не задаёте. Ни к чему.

Война от игры в карты отличается тем, что свои козыри сами себе готовим. Как потопаешь, так и поиграешь. Как бы нам ещё дальность Яков увеличить. Или Мигов. Только зачем мне самому об этом думать, когда рядом два авиационных начальника.

28 августа, четверг, время 19:40.

Минск, квартира генерала Павлова.

Ужинаем. Холостяцкий, непритязательный, зато без ограничений. В смысле перца и прочих излишеств. Достаю мгновенно запотевающий графин, расставляю лафитники. Подмигиваю парням. Повод есть.

— Папа, мы присягу приняли! — вместо приветствия проорал Борька восторженно, едва открыв дверь.

Сын сияет, Яков задумчив.

— Это здорово, сын, — тоже начинаю сиять, — теперь, если что, вас можно под трибунал отдать…

Начинаю ржать вместе с Яшкой при виде вытянувшегося лица сына.

— А ты что думал? — строжаю взглядом и голосом. — Так просто тебе всё?

Ужин сооружали общими усилиями. Картошку лень было чистить, сварили макароны, удобрили их тушёнкой.

— А теперь выпьем, ребята, — разливаю понемножку, — повод бронебойный. И насчёт трибунала не переживай, Борис. Всё в равновесии. Зато теперь и награды боевые можете получить. На гражданских приказа подписать не могу, не положено.

— Пап, вот не надо… — морщится Борька, — не хочу пользоваться твоим покровительством.

— Но придётся, — откровенно смеюсь. — Ты же кой-когда под моим командованием будешь находиться. Я ж тебя, если что, на губу отправлю. В штрафбат рука не поднимется родного сына… наверное, а так…

Мы чокаемся, выпиваем и набрасываемся на ужин.

— Повезло вам, парни. Немного повоевать успеете, — говорю между делом.

Парни удивляются, но не очень. У Эйдельмана есть опыт, когда его, прибывшего на войну, непринуждённо завернули назад. Только что пинка не дали. Да и Борька не горит желанием отсиживать задницу за партой, когда война идёт.

— Дмитрий Григорич, а долго война будет идти? — между прожёвываниями вставляет вопрос Яков.

— Сказал ведь, что вам повезло. Вы ещё повоюете. Сейчас сам думаю, если бы Борька начал учиться в артучилище, то мог бы и не успеть. Война будет идти год-полтора, не больше.

— Как это, пап? — замирает Борис. — Нам до войны твердили, что если враг нападёт, то война будет короткой, малой кровью и на чужой территории.

— Фактически так и есть. Война идёт на территории Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии. Это не совсем наши территории, мы на них недавно.

— Не только Западная Украина.

— Всё равно. До коренной России немцы до сих пор не добрались.

— А доберутся?

— Ты прям огорчаешь меня такими вопросами, сын, — смотрю укоризненно, — ну, как они доберутся-то? Они весь вермахт собрали против одного Минска, а я даже не все резервы подтаскиваю.

— Пап, а город возьмут? — Борька не унимается, Яков помалкивает. Вот она иллюстрация пословицы: молчание — золото!

— О-о-о-х… во-первых, от вас, минчан зависит. Мне, как командующему, по большому счёту всё равно. Уже вижу и знаю, возьмут немцы Минск или не возьмут, после битвы за город они сломаются.

— Почему? — этот вопрос задают хором.

— По кочану, — отвечаю веско и наливаю себе чаю, — не собираюсь вам про генеральские планы рассказывать. Не по рангу. Я самому Сталину не всё докладываю.

Впечатлились и замолкают. И слава ВКП(б), а то достали меня эти тупые вопросы.

— Вы не о том думаете, — с удовольствием наблюдаю недоумение на молодых лицах, — надо думать, УЖЕ надо думать о послевоенном мире. И своей судьбе. С Яковым всё понятно, продолжит учёбу, уйдёт в науку. И тогда ему очень сильно помогут боевые награды. А ты, что будешь делать?

Вот так, к концу ужина сумел направить их мысли по нужному руслу. От войны тоже надо отвлекаться. Полезно.

Курю, раскрыв окно, и слушаю, как Яков рассказывает Борьке про университет.

29 августа, пятница, время 08:35

Передовая 13-ой армии юго-западнее Молодечно.