Если честно, не планировал такого выверта, само получилось. Всего лишь хотел заступиться за коллег, чтобы они на меня не косились. Но вдобавок только что опустил всех, обозвав их простыми майорами, фактически недоучками. Нечаянно так вышло. Но Сталину мысль понравилась, очень понравилась. Хоть и считают его некоторые потомки кровожадным, но нет. Он может впасть в гнев, это правда. Такой грех за ним водится, но он не кровожаден. Не расстреливает людей ради удовольствия. И сейчас, исчезла необходимость ругать генералов? Вместо него их унизил товарищ Павлов? Очень хорошо. Значит ему меньше работы.
— Интэресно, а кто написал этот Устав? — задумчиво спрашивает Сталин.
Не удерживаюсь от шуточки. Будто бес за язык дёргает.
— Теперь не узнаете, товарищ Сталин. Вот если бы вы похвалили Устав, пообещали дать сталинскую премию, тогда да. Мы бы не успели разойтись, как под дверью собралась бы целая толпа авторов. А сейчас всё. Устав отругали, теперь авторов днём с огнём не сыщешь.
Первым хихикает Лаврентий Палыч, потом кто-то из генералов. Сталин то ли сразу не понял, то ли не захотел принуждать присутствующих к веселью. И всё-таки генералы запереглядывались, зашушукались, волной перекатываются смешки. Наконец Сталин усмехается и будто плотину прорывает. Раздаётся раскатистый многоголосый хохот. Не такая уж и смешная шутка, если честно, но нервное напряжение требует выхода.
Затем я, как фокусник, приковывающий своими чудесами всеобщее внимание, достаю две пачки с фотографиями. Это не художественное фотоискусство с завораживающими пейзажами и очаровательными женщинами. Невзрачные, большей частью блёклые, украшенные надписями чёрной тушью, они, тем не менее, привлекают внимание не хуже картин самых знаменитых художников. Первым их рассматривает Сталин, передаёт одну за другой дальше.
Мне всё равно приходится показывать на настенной карте, что где происходит.
В конце совещания, после изучения карты боевых действий, где ЗапВО выглядит островком благополучия среди моря чёрного хаоса, Сталин оставляет для узкого совещания меня, Берию и Жукова. После совещания Сталин светлеет лицом. Неожиданно и приятно, что товарищ Павлов вовсе не считает положение безнадёжным, а близким к идеальному. Павлову не нужно было догадываться о мыслях Сталина. Он сам их высказал.
— Вы действительно так считаете, товарищ Павлов?
Недоумённо взираю на Иосифа Виссарионовича.
— Я действительно так считаю, но прав я или нет, вам виднее. Я же в секретные планы правительства не посвящён.
— А хотите? — с лёгкой хитринкой спрашивает Сталин
— Нет! — Отвечаю так быстро, что наши слова слились в одну фразу на разных голосах «А хотите нет?!». Сталин усмехается. Потом слегка мрачнеет от какой-то мысли.
— Товарищ Павлов, тяжело об этом говорить, но видимо вам придётся отступить от границы. До Смоленска.
— Зачем?! — от неожиданности вытаращиваюсь на Сталина. Тот вздыхает.
— Ми не можем удержать весь фронт. С трудом не позволяем немцам окружить вашу группировку.
— Ну, и не удерживайте, — равнодушно пожимаю плечами. — Пусть окружают. Всё равно это окружение долго не продлится.
Сталин требует объяснений, Берия и Жуков внимательно прислушиваются.
— Мы сейчас проведём мобилизацию…
— Уже проводится, — уточняет Берия.
— Прекрасно. РККА восстановит и даже увеличит численность. У нас тут возникнет линия фронта, — Павлов провёл рукой по дуге от Балтийского до Чёрного моря, — с общей численностью миллионов в пять. Плюс моя группировка, которая увеличится за счёт мобилизации до миллиона. Если немцы окружат ЗапВО, то получат две линии фронта. Общую и вокруг меня. Если я брошу Белоруссию и выйду на соединение с основными силами, то линия фронта сократится в два раза. Мы увеличим концентрацию войск на 20 %, с 5 миллионов до 6. А немцы увеличат концентрацию в два раза, на 100 %. Видите? Окружение ЗапВО удлиняет общую линию фронта в два раза. То есть, мы подыграем немцам. Это не говоря о падении боевого духа войск, которым придётся отступать. Не говоря о расходах на перемещение моих армий. О том, что мы подарим немцам гигантские ресурсы. Ведь даже если мы вывезем все припасы и всё тяжёлое вооружение, то останется население, которое можно грабить и угонять в рабство. Останется железная дорога. Останутся лесные массивы. Останется урожай, Белоруссия, между прочим, отсеялась. Посадили картофель, овощи, рожь, ячмень и всё остальное. И всё ради чего? Ради того, чтобы облегчить немцам ведение войны? У меня один вопрос: кто это предложил?