Двойной генерал (СИ)

Берии не надо меня поторапливать. Молча ждёт.

— Лаврентий, давай по чайку, — моё предложение проходит сразу. Пока его готовят, продолжаю рассказ.

— Немцы отработали эффективную схему неожиданного нападения. Если они решат начать с нами войну, сделают точно так же, как с поляками. Следи внимательно, Лаврентий. Первое, они за два-три дня до начала забрасывают диверсантов. Их задача порушить линии связи и подготовиться к захвату важных мостов на направлениях главных ударов. Второе. Мы не знаем точной даты нападения, но точное время суток знаем. Это время восхода солнца, или несколько минут до него…

— Почему? — Берия не выглядит непонимающим, но ему нужны ещё доводы.

— Потому что самое лучшее, это ночная бомбардировка, но ночные полёты для лётчиков всегда трудны.

— У немцев опытные лётчики.

— У немцев всякие лётчики. И асы, и просто опытные пилоты, и совсем молодые выпускники лётных училищ. А бомбардировка проводится массированная. Вылетают все. Момент восхода солнца — самое лучшее время, вроде ещё ночь, но уже светлеет. Лётчики не заблудятся.

Берия мои доводы принимает, пенсне блестит одобрительно.

— Третье мы давно знаем. Удар по моему округу будет нанесён сходящимися клиньями от Сувалок и Бреста в сторону Минска.

— У тебя там что-то есть?

— Почти ничего. Мои войска сконфигурированы так, чтобы удобнее всего было нанести удар 10-ой армией в сторону Варшавы. Если оставить, как есть, немцы достигнут своих целей.

— Надеюсь, не оставишь, как есть…

— Не оставлю, но скажи мне, это что? — отставляю давно принесённый и почти допитый стакан чаю в сторону, беру у Берии лист бумаги с карандашом и довольно разборчиво рисую машину с антенной на фургоне.

— Похоже на «Редут», — рассматривает Берия рисунок. Я ж говорю, они в своём НКВД всё знают!

— Да, РЛС «Редут». Где ты его увидел?

— В Тушино.

— Всё правильно. Радиолокационная станция «Редут», отслеживает воздушные цели, — подробно поясняет Берия. Он же не знает, что мне долго объяснять не надо. Доливаю себе чаю, хватаю печеньку, самое время для сакраментального вопроса.

— Почему у меня такой нет? Вернее, двух? — гипнотизирую его немигающим взглядом. Его этим не проймёшь, легче удава переглядеть. Но я не давлю, я жду ответа.

— Хорошо, хорошо, попробую, — сдаётся Берия, — кстати, вот для тебя ещё…

Он достаёт из ящика, немного порывшись, лист бумаги. Список. Ага, это репрессированные, напротив фамилии указана специальность. Просматриваю по-быстрому, спотыкаюсь на где-то слышанной фамилии Таубин, конструктор артвооружений.

— Лаврентий, должен тебе сказать одну вещь, только ты не обижайся, — жду, когда Берия согласится выслушать и не обидеться.

— Я прекрасно понимаю, что в чём-то они провинились. Но не слишком ли легко мы их под расстрел подводим? — опасную я тему поднимаю, ох, опасную. Но мне главное до начала войны продержаться, а там я буду практически не досягаем.

— Вы про что, товарищ Павлов? — пенсне блестит угрожающе.

Вот. Это и предполагал. Разозлился.

— Понимаешь, Лаврентий, я — крестьянин. Я до сих пор, хоть и генерал, но увиденный на земле гривенник подберу. Эти специалисты стоят намного дороже. Кто-то из них, — тычу пальцем в список, — запросто на тонну золота потянет.

— Кто-то из них, может, и больший ущерб причинил, — холодно заявляет Берия.

— А я не спорю, — перехожу на максимально легковесный тон, — больше, так больше. Только вот скажи, Лаврентий, — упорно не перехожу на предложенный стиль общения, — почему у меня до сих пор бронебойных снарядов нет? Как я немецкие танки бить буду? Знаешь, почему их нет?

Берия отрицательно качает головой и слушает внимательно.

— Квалифицированных токарей и фрезеровщиков не хватает. Даже их у нас мало. Директора завода можно к стенке поставить. Может, и есть за что. А новый директор где токарей возьмёт? Родит?

Перевожу взгляд на список, забираю его.

— Кстати, огромное тебе спасибо за них. Радиотехников среди них нет?

Вроде оттаивает, молча разводит руками «Увы». Кстати, чай великолепен. И что интересно, это грузинский чай. В моё время часто смеялись над ностальгирующими по сталинским временам. Де, знаем, знаем! И трава тогда была зеленее и небо ярче и чай вкуснее. А вот правы они, ностальгирующие. Никакого сравнения с грузинским чаем 70-ых или 80-ых, вкус которого, вернее, отсутствие вкуса, я помню. Скорее всего, сказался типичный для брежневского времени подход к производству всего с точки зрения вала. Часто в ущерб качеству, зато есть победная строчка в газетах и сводках, на сколько-то десятков или даже сотен процентов выросло производство чего-то там. И с 1913-ым годом модно было сравнивать, что уж вообще удивление вызывало.

— И всё-таки, зачем ты меня вызвал? — он ведь так и не сказал ещё.

— Ну, хорошо, — окончательно отходит Берия, — скажу. Завтра летим в Ленинград смотреть твои зенитные тачанки. Ты что, не рад?

— Рад, — отвечаю, немного подумав, — но это ж только опытный образец?

— Всё тебе не так, — бурчит Берия.

— Всё так, Лаврентий. Не знаю, чтобы я без тебя делал. Просто времени почти не осталось, — тяжело вздыхаю.