Двойной язык

– Македонцы, вы понимаете? Им надо охранять свои границы, а для этого требуется согласие с Эпиром. Однако горы кишат разбойниками. Не знаю, первая госпожа. Некоторые – иллирийцы, другие из… ну… даже из самой Этолии и шайки разношерстных негодяев, откуда угодно и по любым причинам! Всякий раз, когда македонцы проводят чистку своей южной границы, мы узнаем об этом по росту преступности. Особенно мне не нравится то, как они перестали драться между собой и действуют всюду, где пожелают.

Ответил ему коринфянин:

– А вы не жаловались правителю? Для римлянина он совсем не плох. Дары не помешают, но он пришлет отряд, а то и предпримет карательную экспедицию. Собственно говоря, я с ним знаком. И намекну ему. В конце-то концов он все время ворчит, что его воинам здесь, в Пелопоннесе, приходится сидеть сложа руки.

Ионид сделал гримасу:

– Римские легионеры?

– Не вижу ничего дурного в том, чтобы использовать людей согласно их жребию.

– Ты хочешь сказать, мой благородный господин, что римляне умеют сражаться, тогда как эллины и даже македонцы – нет?

– В конечном счете так и есть. Я реалист. Как всякий, кто ведет обширные дела. Жрецам и земельной аристократии, конечно, удобнее поклоняться старым богам и позволять другим трудиться на себя, но деловые предприятия – другое дело. Когда ты сказал «римские легионеры» таким поганым тоном – прошу у вас прощения, госпожи, – то позволил себе выходку, которая в делах обошлась бы тебе в целое состояние. Вы, греки…

– А ты разве не грек?

– Неужели не заметно по моему выговору? Я финикиец. Нет, вы, греки, способны на великую храбрость, но главным образом когда деретесь друг с другом.

Аристомах побагровел. Возможно, вырвалось наружу его имя.

– Не уверен, что твои мнения столь же желанны, как твое присутствие.

Настал мой черед.

– Но расскажи нам про римлян. Мы здесь видим их так редко, и, конечно, они приезжают как просители. Почему они так хороши в сражениях?

– Этого никто не знает, – сказал коринфянин. – По какой-то причине они на заре времен усвоили урок, который мы, эллины, так и не усвоили даже в нынешние времена.

Жена коринфянина мило улыбнулась Иониду:

– Открой нам свои мысли, верховный жрец.

– Я могу сказать вам, что я думаю. Мое мнение. Но доказательств у меня нет. Причина в этой кровоточащей голове. Когда они основали Рим и начали его строить, то, копая на одном из семи холмов, наткнулись на недавно отрубленную человеческую голову, которая еще кровоточила. Это место и теперь зовется Капитолий, что означает «место головы», не так ли? Ну, если бы подобное произошло с вами, вы бы ощутили испуг. Смертельный испуг. Глубокий непреходящий испуг. Видите ли, они не религиозны, как мы, а только суеверны. Подумайте об этом! Найти человеческую голову в яме, которую сами только что выкопали, и продолжали копать! А испуганный римлянин – самый опасный зверь в мире. И они сразу же начали, как вам известно. Затевали войны с соседями – один городишко воюет с другим, – потому что, если соседа не укоротить, кто знает, что он вам устроит. Ведь он уже – ну, не он, так кто-то еще – подбросил вам жуткое предзнаменование, а кто тогда был рядом и подглядывал? Значит, надо либо силой его прогнать, либо заставить присоединиться к вам, позаботившись устроить так, чтобы он согласился на ваше верховенство. Но разумеется, после этого для полной уверенности надо, чтобы ваше верховенство признали ваши новые соседи, которые прежде были соседями вашего соседа, и так далее. Так что под конец вы со своим страхом доберетесь в одну сторону до Красного моря, а в другую до Ультима Туле [6]. И прежде, чем кончат, они приберут к рукам все. Ведь страх заставляет вращаться небесный свод!

– Верховный жрец, твои слова звучат так… мне не следовало бы этого говорить… так, будто ты суеверен. «Страх заставляет вращаться небесный свод!»

– Ну, – сказал коринфянин, – мир он вращаться не заставляет, это уж точно. Но я вернусь к тому, что сказал. Почему не использовать людей согласно их жребию?

Опять настал мой черед.

– Но, благородный господин, ты еще не сказал нам, какой урок наши римские друзья усвоили на заре времен. Уж во всяком случае, не страшиться, я полагаю!

– Любезная госпожа, они научились объединять. Легион – единое целое. Под командованием хорошего полководца – а боги свидетели, хороших полководцев у них хватает – десять легионов превращаются в руки одного тела – тела полководца, если хотите. Да, они – скучный сброд с пристрастием к кровавым бойням, которое удовлетворяют на своих празднествах, к полному удовольствию мужчин, женщин и детей, называя это религией. Все в Риме заимствовано у вас, греков, за исключением того, что, увы, делает их вашими господами.

– И вашими тоже!

– О да, верховный жрец. Но мы – маленький народ.

Финикийский богатейший делец обернулся к Аристомаху:

– А ты, господин, что думаешь ты о наших господах?