Двойной контроль

Хантер ощутил, как свело мышцы в руках, плечах и груди. Последняя таблетка в самолете, возможно, и свидетельствовала о его инфантильности, но сейчас, когда подступила смерть, он наконец-то все-все-все осознал, и честно-пречестно раскаялся, и пообещал, что если выживет, то больше никогда-никогда такого не сделает. Вот же ж хрень! В его планы это не входило. Рауль привык избавляться от пустых бутылок и всяких следов преступного использования наркотиков, и ему за это щедро платили, но его лояльность и конфиденциальность вряд ли распространятся на сокрытие трупа. Хантер завалился на бок, к своему пиджаку, воображая жуткие газетные заголовки: «Апокалипсис в „Апокалипсисе сегодня“. Верный дворецкий, Рауль Домингес, заявил: „Сеньор Стерлинг, мир его праху, был великим человеком, но, если честно, западал на наркоту, как свинья на помои“».

Хантер заставил застывшие мышцы руки потянуться к пиджаку. Ладонь, которую периодически сводило в когтистую лапу, наконец-то пробралась в нагрудный карман. Грудь сжало сильнее, боль поднялась по левой руке, и Хантер понял, что сейчас с ним случится давно заслуженный сердечный приступ. Последним отчаянным движением он высвободил из кармана коробочку с таблетками и с огромным трудом нажал крошечную кнопку сбоку. Среди высыпавшихся разноцветных таблеток были две круглые розовые, самые нужные – сильные бета-блокеры, которые, возможно, помогут расслабить мышцы и снизить кровяное давление. Как правило, одной таблетки было достаточно для интервью в телестудии с враждебно настроенным ведущим, обвиняющим его в преступлениях против человечности, но в данной катастрофической ситуации Хантер запихнул в рот обе таблетки и хорошенько разжевал, чтобы ускорить их действие. Потом он лежал неподвижно, лихорадочно заключая сделки с Судьбой, чтобы выторговать себе жизнь. Надо сказать Джейд, чтобы отменила все встречи и зарезервировала ему апартаменты на ранчо «Нуова Вита». Все, больше никаких таблеток и никакого кокаина – во всяком случае, никаких стимулянтов; нормальный сон – это выдумки, в которые Хантер отказывался верить, – ну и после выписки исключительно травяные чаи и свежевыжатые фруктовые соки, а спиртное только по праздникам.

Спустя полчаса, кое-как уверившись, что немедленная смерть ему не грозит, Хантер сел и допил вторую порцию бурбона. Жаль, что Сол не взял трубку. У Хантера накопились вопросы о материи и пространстве, на которые было необходимо получить ответ того, кто знает, о чем говорит. Например, подумал Хантер, даже сейчас не в состоянии полностью избавиться от своих негативных предположений, до Большого взрыва никакого пространства не существовало, и во что же тогда расширилась эта самая сверхгорячая сингулярность? Расширяясь, она образовывала пространство посредством движения материи, она возникла, обладая границей, которая находилась не в том месте, в котором зародилась: будучи относительной. А, вот что! Надо позвонить Люси. Она обязательно поможет. В Великобритании рабочий день в разгаре, а вдобавок это великолепный предлог, чтобы поговорить с прелестной Люси.

Ее телефон, как и телефон Сола, немедленно переключился на голосовую почту.

– Сволочи! – выкрикнул Хантер, сбрасывая звонок, не совсем понимая, выкрикнул он это до или после того, как прервал связь.

Ну и пусть. Надо будет выдать рождественскую премию первому, кто внятно объяснит, что такое сами по себе пространство, материя и движение, какова их врожденная природа, а не просто математическая связь друг с другом, а теперь, наверное, самое время немного отдохнуть, прикрыть монетами глаза почти умерших, вложиться в долгий сон без видений, сплести размахрившиеся нервы в прочные кабели, которые смогут выдержать сильный ток, энергию, являвшуюся сущностью Хантера Стерлинга. Запоздало вспомнив о строгости намерений, он налил себе стакан воды, отфильтрованной через древесный уголь, – его личный диетолог утверждал, что практически любая минеральная вода – чистый яд. Принятые успокоительные убедили Хантера, что он достигнет своего идеала, то есть проснется назавтра к обеду, отдохнувший и готовый к очередным препятствиям, которыми он наполнял свою жизнь, как путник у костра, подбрасывающий дров в огонь, чтобы отпугнуть гиен скуки и банальности. Страх перед сердечным приступом, психозом и другими обескураживающими примечаниями к его титаническому образу жизни был совершенно пустяковым в сравнении с ужасом, который Хантер испытывал при мысли о ничем не примечательных поступках.

По опыту он знал, что восемнадцать часов наркотического забытья совершенно опустошат его память, поэтому хотел еще раз сосредоточиться на том, что именно, точнее, на том, отсутствие чего так взволновало его в картине мира, пронесшегося за окнами его ментального сверхскоростного поезда в последние часы размышлений, и, может быть, надиктовать памятку, чтобы Джейд завтра ее распечатала.