Двойной контроль

– Между прочим, меня ничуть не успокаивает то, что вы сравниваете моего хирурга с серийным убийцей, – заметила Люси, и все они – чуть захмелевшие, взволнованные и напряженные – дружно расхохотались и на миг словно бы вернулись в прошлое, лет на пятнадцать назад, когда втроем сидели в пабе «Королевский герб» и смеялись над скучными лекциями или неудавшимися гулянками.

Закончив приготовления к обеду, Оливия поднялась наверх принять душ, но оказалось, что ванную занял Фрэнсис. Он стоял без рубашки, с наполовину выбритым лицом, покрытым пеной, и готовился брить другую щеку.

– Значит, пока я нарезала восемь разных овощей, ты успел побриться только наполовину? – спросила Оливия, целуя его в плечо.

– В начале знакомства главное – тебя заворожить, – сказал Фрэнсис. – В следующие выходные ты будешь готовить обед, а я буду нежиться в постели.

– Замечательно, – сказала Оливия, стягивая с себя джемпер.

Люси лежала на диване, свернувшись клубочком, как раненый зверь, и глядела на огонь в камине Фрэнсиса, точнее, на угольки, тлеющие в груде пепла. Обычно она вскочила бы и подбросила дров к догорающим поленьям, но в ее теперешнем состоянии абсурдно было даже представить такой решительный, требующий усилий поступок. Огонь, будто рак, уничтожал то, что поражал, и тем самым уничтожал самого себя. А вдруг с опухолью можно как-нибудь договориться о мирном сосуществовании, вот как «договариваются» с шантажистом? Опухоль без спросу обосновалась в мозгу Люси, но теперь пришло время переговоров. Те немногие, кто знал о ее болезни, рано или поздно отпускали общие замечания о смерти, к примеру, что могут внезапно попасть под машину, но ведь Люси не обзавелась онкологической опухолью ради того, чтобы отвергнуть возможность несчастного случая. Под вопросом была голова каждого, а вот у Люси был еще и дополнительный вопрос, в голове.

Какие бы комбинации психологических характеристик ни заставили мистера Макьюэна избрать свою профессию, Люси он нравился. Он заглянул к ней в палату сообщить, что биопсия прошла «великолепно». Люси не стала говорить, что ее ноги не держат, но упомянула, что швы тянут и ноют. Как выяснилось, это было «совершенно нормально», потому что кожа головы туго натянута и ее надрезанные края у просверленного в черепе отверстия приходится зашивать крепко, самой прочной нитью.

Сегодня у нее не было никаких связных рассказов, в которые можно было бы обернуть ее страдания, а только прерывистые всплески воспоминаний: гольфы для улучшения кровообращения, больничный халат, просторные больничные трусы; на вопрос, опасен ли общий наркоз, анестезиолог ответил вопросом, переходила ли Люси дорогу. Да, разумеется, дорогу она переходила. «Это гораздо опаснее!» – торжествующе ответил он, встал, наткнулся на соседний стул и едва не упал, однако не заметил в этом никакой иронии. Может быть, он хотел показать, что почти все на свете опаснее общей анестезии и что Люси выпала счастливая передышка от угрожающего мира. Из-за «заторов» в отделении дохирургической подготовки наркоз пришлось давать прямо в операционной. Люси огляделась и заметила темно-зеленый медицинский аппарат, чем-то напоминавший колоду мясника.

– После того как наркоз подействует, меня переведут туда?

– Да, – ответила медсестра. – Очень важно, чтобы во время операции голова пациента не сдвигалась даже на миллиметр, поэтому ее закрепят специальной струбциной.

С этой ужасающей мыслью Люси погрузилась в наркотическое забытье, а проснулась, стуча зубами и дрожа от холода; медсестры поспешно накрыли ее согретыми одеялами, и глаза Люси наполнились благодарными слезами. Она решила удостовериться и, помедлив, удостоверилась, что по-прежнему может двигать руками и ногами.

Ей чудилось, что она очнулась не после двухчасовой операции, а от полувекового сна и каким-то колдовством перенеслась в дряхлость: запястья и щиколотки вот-вот треснут, на теле сами собой возникают синяки, а череп проломится от малейшего прикосновения. В день выписки она приняла душ, хотя ей неделю нельзя было мыть голову, поэтому пришлось надеть купальную шапочку. В душе флакон мыльного геля выскользнул из рук и громко стукнул о пол, что вызвало у Люси приступ судорог. Она изо всех сил сохраняла спокойствие и не потянула красный шнурок тревоги, но, когда упомянула об этом врачу, тот сказал, что после операции частота приступов может возрасти и что это «вполне нормально». Как показала жуткая поездка в Хоуорт, это предсказание сбылось, но в остальном все и впрямь было почти нормально.