Читаем Двойной контроль полностью

– Как видите, я не успел переодеться, – сказал монсеньор, – а ряса делает меня весьма заметной мишенью, но главный вопрос заключается в том, необходимо ли священникам сейчас, в эпоху терроризма, пуленепробиваемое облачение. По-вашему, его невозможно отличить от обычного?

– Совершенно верно, – сказал француз. – Керамические нити вплетают в шелк или в любую другую ткань. Новейшая технология, которую мы разработали на базе нашей керамической брони. Вы сможете опробовать его на коллегии кардиналов и, разумеется, на его святейшестве.

– Невероятно! – воскликнул монсеньор, который, судя по всему, был шопоголиком.

Войдя в следующий громадный зал, Себастьян зачарованно уставился на пару золотых львов, у которых из ушей вились лозы, а под крыльями свисали виноградные грозди. Головами львы поддерживали огромную плиту розоватого мрамора, и Себастьян решил, что им давно пора отдохнуть, но если они улетят, то весь стол обрушится и все перепугаются. Он представил себе, как подставляет спину под плиту, а львы выходят сквозь большие стеклянные двери и кружат над парком. Вряд ли он долго выдержит такую тяжесть. Пока он разглядывал львов, гости, очевидно, без стеснения угощались канапе, потому что на подносе осталось совсем немного. Он собрался с мыслями и пошел дальше по темно-синему ковру с запутанным узором, в котором так легко потеряться, если не сосредоточиться: раскрытые белые цветы с красными серединками и красные цветы с белыми серединками, соединенные перевитыми стеблями, будто экзотический сад, где по ночам прячется Аладдин. Совсем один. Двинулся мозгами от одиночества. Дэвид Боуи. Зигги. Хорошо бы выкурить сигаретку на террасе, чтобы успокоить нервы. Надо пересечь ковер, чтобы тот его не затянул своими запутанными связями и перевитыми стеблями, цепляющимися за лодыжки. Себастьян направился к большим стеклянным дверям, где ковер заканчивался и начинался твердый деревянный пол, но это был Хайберский проход, и канапе исчезали, уничтожаемые одно за другим. Себастьян не мог остановиться, потому что должен быть единственным, кто остался в живых, как врач, которого представили лично королеве Виктории. Завтра он встречается с доктором Карром лично, слава богу.

Уф, проход закончился. На деревянном полу Себастьян чувствовал себя гораздо увереннее. Мистер Моррис «совершенно уверен». Осталось три канапе. Может быть, это его коллеги и они все вместе остались в живых. «Позвольте представить вам сержанта Хам Он Эрико, ваше величество, – сказал бы он королеве Виктории, – который проявил необычайную доблесть в Хайберском проходе». И тут послышался чей-то голос:

– Можно мне канапе?

Себастьян опустил взгляд и увидел на золотом кресле очень беременную даму с очень приятным лицом.

– Не хотите ли канапе? – спросил он, вспомнив о своей задаче.

– Хочу, – ответила она и засмеялась, но не обидным смехом, а будто шутя, потому что сама уже попросила канапе.

– Вам нужно два, – сказал Себастьян. – Одно для вас, и одно для ребенка.

– Спасибо. Я так проголодалась!

– Или три, если вдруг у вас близнецы.

– Нет, у меня не близнецы.

– А вы вообразите, будто у вас близнецы, и тогда я унесу пустой поднос на кухню.

– Не хотите присесть?

– По-моему, мне нельзя, – признался Себастьян.

– Прием устроили мои хорошие друзья, так что, по-моему, мне позволено вас пригласить, – сказала Оливия. – У вас такой вид, будто вам очень тяжело.

– Да, тяжело, – кивнул Себастьян. – А откуда вы знаете?

– Я знаю, каково это, – вздохнула Оливия, положив руки на выпирающий живот.

– Спасибо. – Себастьян сел рядом с ней, и поднос угрожающе накренился.

– Что ж, вы меня уговорили. – Оливия взяла с подноса последнее канапе. – Для моих воображаемых близнецов.

– Как хорошо! – Себастьян улыбнулся и опустил поднос на колени. – Я никогда еще не был в такой красивой комнате.

– Когда-то здесь был обеденный зал.

– Обеденный зал, – повторил Себастьян. – Это сколько же у них было друзей?

– Особняк построили как храм любви, гостеприимства и искусства.

– Откуда вы знаете?

– Для «Гениальной мысли» устроили специальную экскурсию.

– Любовь, гостеприимство и искусство, – задумчиво повторил Себастьян. – Неплохо.

– Да, неплохо, – кивнула Оливия. – Не мешало бы добавить к ним науку.

– Может быть, наука – это тоже искусство. Например, психоанализ – это смесь того и другого, – сказал Себастьян. – Ой, я что, ляпнул какую-то глупость?

– Нет-нет, просто мои родители – психоаналитики. Они наверняка согласились бы с вами.

– На самом деле я просто процитировал то, что сказал мой врач.

– Эй, Себастьян…

Себастьян и Оливия заметили, что к ним приблизился еще один официант.

– Джон, – сказал Себастьян.

– Дружище, не забывай, что ты работаешь.

– Извините, это я виновата, – вмешалась Оливия. – Мне стало дурно, и я попросила Себастьяна посидеть со мной. Очень любезно с его стороны.

– Ну, тогда все в порядке, – сказал Джон и отошел.

– Спасибо, – сказал Себастьян.

– Я же обещала вас поддержать, – сказала Оливия. – Хотя, наверное, вам…

– Да-да, знаю, – сказал Себастьян. – А в честь чего прием?

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза