Двойной кошмар

Всю эту идиллическую картинку Роман охватил одним взглядом. Картинка эта была бы прекрасна, если б не сцена битвы, достойная кисти художника-баталиста, любителя старины. На утоптанной травке возле ручья сошлись в поединке уже знакомый кудлатый мужичок, и ещё несколько типов повышенной лохматости.

Мужичок вертелся волчком, размахивая своей дубинкой с удивительной ловкостью. Головы противников, пытающихся достать его разной длины палками, были, как ни странно, ещё целы. Лохматые мужики, блестя голыми, потными ногами, развевая подвязанными на бёдрах шкурами, скакали возле Толстопупа, хрипло вскрикивая, и тыча палками ему то в живот, то в голову. Толстопуп ловко уворачивался.

Вот он подпрыгнул, и с разворота пнул голой пяткой одного из лохмачей в бедро. Тот выронил палку и отступил, шатаясь. Но другой подловил Толстопупа в прыжке, и свалил его с ног ударом своей длинной палки. Лохмачи победно завопили. Рядом с ручьём в ответ закричал и невнятно заругался другой мужичок. Он лежал на травке и сжимал разбитую голову. По щеке его и жилистой шее текла кровь.

Женщина, выбежавшая впереди Ромки и его глюка на полянку, завопила, увидев поверженного друга. Ромка думал, что она возьмётся за нож, но та только крикнула что-то неразборчивое, и лохматые, в свисающих живописными обрывками с плеч, шкурах, агрессоры повернулись к ней.

Тот, что повыше, с длинной палкой, что ударил Толстопупа, ухмыльнулся и крикнул, хрипло дыша:

– Иди к нам, самка волка!

Ромка испуганно заморгал. Струйки пота текли по его спине, и похолодевшую кожу вдруг стало жечь, будто это был не пот, а кислота. Голос лохматого мужика звучал так же странно, как недавно голос дядьки Толстопупа. Даже ещё страннее. Если дядька говорил глухо, словно гудел в пустой котелок, голос лохмача позванивал и отдавал множественным эхом в ушах. Будто отражался от стенок прихотливого лабиринта. Должно быть, поэтому слова его звучали, как плохой перевод в потрёпанном иностранном фильме.

– Иди сюда! – повторил лохмач, сопроводив свои слова недвусмысленным жестом.

Женщина обернулась и посмотрела на Ромку. По щекам её текли капли не то пота, не то слёз. Она перевела взгляд на Ромкиного двойника, и жалостливо сморщилась. Глюк кашлянул. Ромка, стоящий рядом, вдруг ощутил, что тот боится.

Потом глюк набрал в грудь воздуху, и гаркнул так, что с ближайшего дерева слетели птицы, а Роман вздрогнул:

– Эй, вы, лохматые! Бросай палки и мотай отсюда!

Двойник шагнул вперёд, и лохматые мужики от неожиданности качнулись назад. Но быстро опомнились, и высокий тоже крикнул:

– А ты кто такой, что лезешь к нам, почтенным людям?! Иди, соси титьку, недоносок!

– Сам поди пососи…титьку! – находчиво ответил глюк, и решительно двинулся к лохматым мужикам, крутя в руке палку. – Это наши овцы! И бабы тут все наши!

Ромка закрыл глаза. Этого не может быть. Сейчас он очнётся, и откроет глаза на полянке под сосной. И рядом будет тихо шелестеть перистыми листьями папоротник. Этого не может быть.

Роман почувствовал, как болят судорожно сжатые пальцы левой руки, и посмотрел вниз. Он всё ещё держал тот злополучный обломок корыта. Он так и бежал с ним через лес по тропинке. Ромка перехватил обломок поудобнее и шагнул вслед за своим глюком. Терять ему было уже нечего.

Глава 5

Лохматые мужики засвистели и заулюлюкали, демонстрируя презрение к противнику. Один, с такими волосатыми ногами, что они напоминали шерстяные гамаши с начёсом, крикнул:

– Палку не потеряй! На костыль сгодится!

Двойник молча шёл прямо на них, и высокий заводила, перехватив свою палку посередине и ловко закрутив мельницей, так, что та слилась в свистящее пятно, насмешливо сказал:

– Как звать твою мамку, сосунок? Кому потом весточку передать?

Остальные мужики отступили в стороны, дав заводиле простор для поединка.

Не отвечая, глюк подступил ближе, и молча, точно ткнул тонким концом палки прямо в центр посвистывающего в воздухе круга. Только Ромка, что шёл прямо за двойником, заметил, как его палка, метнувшись змеёй, угодила противнику прямо в болевую точку на волосатом запястье.

– Тамбовский волк тебе сосунок, – сказал глюк, отскочив в лёгком пируэте. – Дятлы непуганые!

Высокий мужик выпучил глаза, его палка, вылетев из разжавшихся пальцев, звонко брякнула по лбу волосатого товарища.

Лохмачи издали дружный, яростный вопль и ринулись в атаку. Глюк рванул в сторону, обежав схватившегося за ушибленное место заводилу.

Мужики неслись за глюком, рыча и толкаясь. Каждый хотел первым ухватить наглого парня и задать ему трёпку. Ромка машинально выставил ногу, и крайний мужичок, в облезлой бурой шкуре через плечо, покатился кувырком по травке. Тут же вскочил, и Ромка увидел его перекошенное от злобы лицо и выкаченные глаза.

Облезлый мужик не стал подбирать оброненную при падении палку, он порылся под шкурой и выпростал оттуда короткий, широкий нож в деревянных ножнах. Ножны остались висеть на кожаном ремешке, а в руке у мужика блеснуло треугольное, заострённое на конце лезвие. Рукоятка утонула в волосатой лапище.