Двойной латте в дождливый день

– Мой отец был очень властным, даже деспотичным человеком, и если бы я пошел против него, то подверг бы опасности в первую очередь тебя и Линду. Не думай, что я пытаюсь оправдать себя. Я был слабаком и не сумел отстоять свое право быть с любимой женщиной. Но в то время я мог только дать тебе свою фамилию и обеспечить вам спокойную жизнь в достатке. Я навещал вас при любой возможности и радовался каждому проведенному рядом с вами моменту. – Он сделал паузу, глядя прямо перед собой, словно у него в голове ожили воспоминания и он смотрел черно-белое кино, которое я не видела, но хорошо знала сюжет.

– Когда я стал членом парламента, все усложнилось. Я больше не мог навещать вас, как раньше, родители все сильнее давили на меня, требуя разорвать отношения с Линдой, потому что подобная связь бросала тень на мою репутацию. На этой почве мы с Линдой начали чаще ругаться, и порой наши ссоры затягивались на недели. Поэтому я пошел на радикальные меры – только чтобы ослабить прессинг родителей.

Я слушала, не перебивая, не представляя, к чему приведет его рассказ.

Но лучше бы так и не узнала.

– Я решил заключить фиктивный брак со старой знакомой из университета, дочерью нефтяного магната. Как и мне, ей нужно было прикрытие, поскольку она имела тайную связь с сирийским беженцем. – Папа сделал еще один глоток кофе и поморщился, как от зубной боли. – Я совершил огромную ошибку, не посвятив твою маму в свои планы заранее. О моих якобы отношениях быстро прознали журналисты, и Линда прочла о «романе» в желтой газетенке.

Пока что все сказанное отцом сходилось со словами матери. С той лишь разницей, что она утверждала, что папа закрутил интрижку на стороне.

– И что дальше? – спросила я, ощущая грядущую бурю.

Он прикусил нижнюю губу, и я невольно подметила, что у меня была такая же привычка.

– Мои люди всегда присматривали за вами, – медленно произнес он. – В тот день мама оставила тебя у соседки, ты же помнишь тетушку Полин? Она постоянно меняла парики, все они были ядерных оттенков.

– Помню, – слабо улыбнулась я. – Она готовила восхитительные блинчики.

Папа задумчиво кивнул.

– Линда оставила тебя у нее, а сама отправилась в паб. Не знаю, в курсе ли ты, но твоя мать совершенно не умеет пить. Там, напившись, Линда познакомилась с каким-то парнем и привела его к себе. Прямо в нашу квартиру, где мы провели самые счастливые годы…

– Нет, – оборвала я его дрогнувшим голосом. – Неправда. Мама бы не смогла! Просто не могла… – Папа посмотрел на меня с такой горечью в глазах, что я осеклась. – Не могла…

– Я тоже не хотел в это верить. Об этом мне доложил мой человек, и я бы ни за что не поверил, но все было заснято на камеру. Не полностью, буквально двадцать секунд. Но этого хватило… – Папа прочистил горло и отпил из чашки.

Я замотала головой и нервно потерла грудную клетку.

– Не верю…

– Я бы показал видео, Вайнона, но не хочу травмировать тебя еще сильнее.

– Ты ударил ее! – Я почему-то ухватилась за это воспоминание, хотя оно лишь доказывало то, что отец говорит правду. Мой голос понизился до приглушенного хрипа: – Ты назвал ее шлюхой… я слышала…

Я оглянулась по сторонам, потому что мне вдруг показалось, что мои слова услышали все посетители кофейни. Но в зале играла тихая джазовая мелодия, и на нас никто не обращал внимания. Никто не видел, как я задыхаюсь под обломками своего прошлого, пропитанного ложью и предательством.

– Я никогда не бил твою мать, – с изумлением возразил отец.

– Я слышала, – не унималась я, – слышала звон пощечины и грохот. Ты перевернул стол.

Он стыдливо опустил взгляд.

– Признаю, в тот вечер я был не в себе. Я и правда оскорблял Линду, грозился забрать тебя, обещал, что она больше никогда нас с тобой не увидит… Именно за эти слова она влепила мне пощечину, а я в порыве злости опрокинул стол. Но я никогда не бил ее. Клянусь.

В груди жгло так, словно я сгорала изнутри. Я прикрыла глаза и снова как наяву услышала крики родителей, папины грубые слова, звон пощечины и грохот. В тот вечер я ничего не видела, но мозг самостоятельно дорисовал картину, а мама не стала ее опровергать.

Всю свою жизнь я обвиняла отца, ненавидела его за то, что он предал нас. Ненавидела себя за то, что скучала по нему и этими чувствами предавала маму. А теперь мне пытались доказать, что я столько лет жила под одной крышей с предательницей.

Схватив с дивана сумку, я вскочила на ноги.

– Мне нужно на воздух, – выпалила я и выбежала из кофейни.

Папа направился следом:

– Вайнона, постой, куда ты?

Он поравнялся со мной и осторожно взял за руку, чтобы я замедлила шаг. Мимо нас проносились машины, пока мы шли по тротуару в тени деревьев. Ноги из-за неудобных туфель разболелись, и я не церемонясь разулась и взяла их в свободную руку. Желание выглядеть ухоженно и элегантно пропало.

Я плюхнулась на ближайшую лавочку и спросила:

– А если ты все это придумал, чтобы настроить меня против мамы? – Я по-прежнему не хотела верить отцу, но все сказанное им звучало очень логично и правдоподобно, и это раздирало мое сердце в клочья.