Двойной Нельсон

ДОСЬЕ. САВИНКОВ БОРИС ВИКТОРОВИЧ

1879 года рождения. Родился в Варшаве в семье судьи. За либеральные взгляды отец Савинкова был уволен в отставку Старший брат сослан в Сибирь и погиб в якутской ссылке. Савинков учился в гимназии в Варшаве, затем в Петербургском университете. Лидер групп «Социалист» и «Рабочее знамя». За участие в студенческих беспорядках в 1901 году арестован, в 1902 году сослан в Вологодскую губернию. Из ссылки бежал. Через свою жену — дочь писателя-демократа Успенского — связан с идеологами народничества.

После побега через Норвегию Савинков приехал в Женеву. Азеф зашел по указанному адресу, выждав, когда кандидат в БО останется в одиночестве.

Савинков сидел в кресле у окна и читал книгу своего тестя Успенского. На лице его играла весьма ироническая улыбка. Одет он был прекрасно, если не сказать щегольски. Все в нем выдавало педантичного человека: серый шелковый галстук, рубашка идеальной белизны, штиблеты английской работы начищены безукоризненно. Сухое аскетическое лицо с намечающимися залысинами по бокам широкого лба. Азиатские скулы в сочетании с азиатскими же глазами придавали лицу сходство с восточным божком, невозмутимым и беспощадным в своем суде.

Азефу Савинков понравился сразу. Несколько мгновений они рассматривали друг друга. Азеф не обольщался относительно своей внешности, но если хотел, то мог придать тяжелой фигуре и лицу ощущение каменной глыбы, что обычно при первой встрече подавляло собеседника. Они подали друг другу руки. Ладонь у Савинкова была сухой и прохладной, рукопожатие сильное, но короткое. Это хорошо.

— Мне сказали, вы хотите работать в терроре. Почему именно в терроре?

Азеф сел верхом на стул и уставился немигающим бычьим взглядом Савинкову прямо в переносицу. Тот спокойно выдержал взгляд, неторопливо закурил и только после этого изложил свое кредо:

— Считаю террор единственно возможной формой работы в России. Русский народ исторически тяготеет к террору как естественному и правильному ответу на насилие. Пока революционные начетчики и фарисеи будут просвещать, пройдут века. А народ любит богатырей и сказки — все должно произойти быстро. И этому поможет террор. Как первый камень в лавине. Своим падением он спровоцирует сход всей лавины.

— И кто должен быть этим первым камнем?

— Естественно, Плеве. — Савинков зажег спичку, полюбовался на огонь и резким выдохом загасил ее. — Вот так.

— Хорошо, — так же коротко ответил Азеф. — У вас есть проверенные товарищи?

— Есть. Надежный человек. Егор Сазонов.

— Вы ему доверяете?

— Как родному брату.

— Каин и Авель тоже были родные братья.

— Да. Но это было давно. Кстати, знаете, какая у Егора кличка?

— Интересно бы узнать.

— «Авель»!

И Савинков рассмеялся хорошим, открытым смехом. Его лицо преобразилось, и вместо азиатского божка на Азефа смотрел совсем еще молодой человек с чудесной улыбкой и белоснежными острыми зубами. Так же резко он перестал смеяться:

— Если вы мне откажете, мы с «Авелем» займемся Плеве. И тогда Каину не поздоровится!

— Я подумаю.

Азеф встал и вышел не прощаясь. Для себя он уже все решил. Савинков — хорошее приобретение для Боевой организации.

Самым симпатичным во всем этом являлся тот факт, что теперь, после исчезновения Гершуни (надо надеяться, навсегда!), все денежные потоки на Боевую организацию проходили через Азефа. И это было приятно. Даже если ничего не делать, деньги липли к рукам сами. А если делать, то процент от операций превосходил все мыслимые цифры. Можно было откладывать до тридцати, а иногда и до пятидесяти процентов от жертвуемых сумм. О, это очень недурной процент!

Революция — весьма выгодное предприятие. В случае удачи вам в руки попадает целая страна! Но если удача от вас отвернется... В жизни все бывает, и на этот случай Азеф создавал свой маленький неприкосновенный «Фонд помощи Азефу». Он финансист, он же и потребитель.

Вот совсем недавно к нему лично обратилась группа американских банкиров российского происхождения. Хотят встретиться. Наверняка относительно шкуры Плеве. Плеве сейчас весьма ценная и дорогая добыча, и никто, кроме Азефа и Боевой организации, не должен охотиться на министра внутренних дел. Чтобы не спугнуть раньше времени.

— Приехали, барин! «Ведмедь»! — Кучер оборотился к ездоку: — На чай бы с вас. Как дитятю грудного довез!

Азеф порылся в кошельке, выудил мелочь и щедро дал «желтоглазому». Такое прозвище петербургские извозчики заслужили за преобладающий цвет белков глаз — перманентная эпидемия желтухи красила сразу и надолго.