Двойной спор (СИ)

Девчонка не уточнила, но вероятно, что в лес.

Так же вспомнилось, что отец у Холодковой — серьёзный дядечка, которого сам ректор опасается.

Не! Играя в гляделки с Романовым, чётко понимаю.

Совсем не улыбается висеть на ёлочке, болтаться. Поэтому для начала обдумаю всё хорошенько, а потом…потом.

— Ничего сказать не хочешь, — делаю вывод, спустя неприлично долгую паузу.

— Ну-с…бывай тогда, — отсалютовала бы, да вот незадача — стакан в руке.

Пришлось довольствоваться малым. Развернуться и направиться на следующую пару. И я дошла бы, если не он — король идиотов, схвативший за руку.

— Ай-я-яй, — воплю, под прицелом испуганных "луполок".

— Криворукий осел, — хнычу, едва сумев отлепить от живота горячую ткань рубашки.

Пальчики бедные мои. Простите, нерадивую хозяйку. Но надо спасать живот, надо. Как бы жалко вас не было.

— Подожди, подожди, Ев, — пытается Романов остановить.

Плюнула бы в рожу ему, с превеликим удовольствием. Шобы не давал больше никому д*бильные советы. Да воспитание не позволяет.

Рубашка вся в коричневых кофейных пятнах. Но это самое хреновое. Она обжигает получше утюга к пузу бандитом приставленного.

Как её дальше носить?! Никак.

Поэтому молча расстёгиваю пуговицы дальше.

Романов закатывает глаза. Стоит отметить, шуточек не отпускает. Снимает с себя бомбер. И прикрывает им, от любопытных взглядов.

Прикрыл то прикрыл. Да от своего "забыл".

Остаюсь в одном бежевом бюстике без бретелей. Добро третьего размера, практически, всё перед гадом.

А тот не стесняясь, берёт то, что ему дают. А именно полуголую Ромашкину на блюдечке.

— Прекрати смотреть, — шиплю змеёй.

— Кто? Я? — делает невинные глаза извращуга.

— НЕТ. Я, — гаркаю.

— Ладно-ладно, — смеётся парень, обнажая ряд белых зубов. Таким позавидует любая голливудская улыбка.

Честно, не хотела, а всё равно зависла, разглядывая красивую мордашку.

В себя привело то, что Романов толстовку стал застёгивать на все-все пуговички.

— Такое тело надо лучше скрывать, — низко говорит он и убирает руки свои сильные…тьфу.

Не туда опять заплыла.

— Что ты сказал? — взвизгиваю.

Я ему дам скрывать. Да сейчас его так скрою, что мало не покажется.

— За что? — рычит придурок, когда я не стесняясь, со всей дури, пинаю его в икру.

— Тело скрывать?! Тело скрывать?! Чем тебе, ирод, не угодило моё тело? Да я — идеал, — скромно замечаю.

Как говорится, сам себя не похвалишь…

— Кто спорит то, сумасшедшая ромашка?! — на повышенных тонах в ответ.

— Ты.

— Что «я»?

— Ты и споришь.

— Почему это?

— А кто сказал: «тело твоё надо лучше скрывать»? — цитирую ядовито.

— Я имел ввиду, что нельзя оставить даже несколько пуговиц незастёгнутыми. И показать озабоченным бабуинам, которых в нашей группе предостаточно, твою потрясающую грудь, — тяжело сглатывает, смотря в район сердечка моего.

— Мля. Такая классная. Она твоя? — и тянет в трансе ручищу, полапать.

В шоке, в опупение, в ах~е полном недолго, но нахожусь.

— РУКУ! — ору, кричу, верещу, не своим голосом, придя в себя и прикрывая ладонями "бохатство".

Парень вздрагивает и очухавшись, одёргивает лапу.

Хочет сказать что-то, но я разозлённая ему внимать не готова ваще. Возникшая между нами Эми, как нельзя кстати, обрывает его дальнейший спич.

— Ева! Ты как? Сильно обожглась? У меня пантенол есть. Давай помажем? — душит заботой она, а брюнет же усмехнувшись, кивает. И следом — уходит, так и не сказав, что хотел.

Продолжая кутаться в его вещичке, хранящей аромат дорогого парфюма, стойко не понимаю, что это сейчас такое случилось.

Он позаботился обо мне, не бросив расхаживать голой, или кажется?

— Как же ты пойдёшь в его куртке? — испуганно тарахтит Эми, когда я отбившись от неё, опять поворачиваюсь к автомату.

— Как-нибудь дойду. Какая разница, что подумают?! — бурчу, во второй раз кидая монетки.

— Не скажи."Столовые" увидят, что ты в его куртке. Потом замучаешься отбиваться от нападок и подлостей, — ватрушка зарывшись в рюкзак, озвучивает проблему, которая может притвориться в жизнь.

Легко. Особенно с моей невезучестью.

7

— Вот, — протягивает девушка тюбик с мазью.

— Не нужно, не нужно, — отмахиваюсь, осторожно беря кофе.

Так. Теперь надо найти лавочку, сесть на неё и спокойно его выпить. Время до следующей пары ещё есть.

— А вдруг шрам останется? — не отстаёт Эми.

— Я быстро сняла рубашку так что…ой, да давай уже свою мазь, — протягиваю руку, видя как Ватрушкина мнется около лавочки.

И, в отличии от меня, не садится на неё.

Радостно улыбнувшись, неугомонная протягивает пантенол. Выдавливаю немного и разношу тонкий слой, втираю в слегка покрасневший живот.

Бомбер такой огромный, поэтому даже раздеваться не пришлось для этого. Просто отодвинула, руку просунула, намазала и поставила ткань «домиком», чтобы она не прикасалась к коже.

— Что думаешь делать? — садясь рядом, дублирует слова Маслёны Эми.

Если бы не была уверенна, что у лучшей подруги сестёр нет, подумала бы, что они сестры, не меньше. Настолько похожи. Даже внешне немного.

— Ты насчёт чего? — отпив, уточняю.

Не могла же Холодкова всему универу рассказать о споре?

Или могла?