Очутилась прямёхонько в крепких объятьях «короля», который на меня не смотрел. Он зло таращился на побледневшую Холодцову.
Одна рука парня покоилась, довольно таки крепко, у меня на боку. Ладонь же второй — удерживала за живот спереди.
Пошлепав губами не знаю, как и поступить. Смотрю на Эми, замершую всё там же, где я помню она и стояла.
Глаза такие круглые у неё, что кажется сейчас выпадут, прямо сквозь очки.
Все те, кто не успел выйти из аудитории, передумали и уставились на нашу троицу.
Даже стали лихорадочно телефоны доставать кто откуда. Наверняка, чтобы либо смснуть друзьям. Возвращайтесь, типа. Такая потеха началась.
Либо будут ща всё на камеру снимать. Это, конечно, вообще не предпочтительно. Я сегодня без макияжа, вся такая натурель. Явно проиграю Илонке. Кстати, как раз вышедшей на арену:
— Ч-ч-что? — заикается она.
— В общем, расстаёмся, — так и обнимая, удивляет Романов меня то. Не то что всех вокруг.
Охнув, ухнув, вроде кто-то даже пукнув, все вылупились на нашу троицу
Аж поплохело. Чёрт. Во что втянули то? Во что?
Неужели я такая шикарная девчуша, что влюбился от одного касания гад?!
Честно признаться, дюже сногсшибательный гад то. Так бы и съела…всего и сразу.
Угомонись. Ева, ты чё?
А ничего, обижено отвечает за меня либидо.
Развлечений уже полгода не было.
Пришикнув на блудницу внутри, чего-то слишком разговорившуюся, внимаю беседе дальше.
— Кто расстаётся? — не понимает, явно просто не хочет, Холодкова.
И так её жалко чё-то стало, когда Романов жестоко рубанул:
— Мы — расстаёмся! — и продолжает мою тушку в ручишках, своих надёжных, крепких, держать.
А я хорошо на ногах стою.
Зачем?
Нравятся похоже ромашкины выпуклости и впуклости, активизируется блудница.
Если ему и тебе нравится, это не значит, что мне нравится, пришикиваю на неё в какой раз.
И беру так двумя пальцами за его большой. Не подумайте ничего. Речь про палец.
Так вот, ручищу от себя отодвинула и пока все в шоке прибывали, поднырнула под неё, и вот я около Эми. За рюкзак резко хватанув, тяну к выходу её, совершенно несопротивляющуюся.
— «Спасибо» сказать забыла, — раздаётся от того, что позади осталось. Притормаживаю.
— Спасибо, царь батюшка, — издевательски отвешиваю поклон.
— Не дали на*бнуться. Прошу заметить, упала бы я, не по своей вине. Только благодаря трудам вашей фаворитки, да вовремя подставленной подножки, в опасной ситуации оказалась. Но я признательна вам, что мочи нет. Разрешите откланяться?!
Под мрачный прищур, не дожидаясь ответа, отдаю честь.
— Набились, как селёдки в банку. Не продохнуть, — вываливаясь в коридор, пыхчу.
С боем протиснулись сквозь толпу. «Соседка» до сих пор в амёбном состоянии.
— Тв*рина какая, — зло сдуваю дурацкую прядь. Отрежу. Видит бог отрежу, и буду ходить со срубленным «пенёчком» у лба.
— Кто? — отупело уточняет Эми.
— Да о ком я ещё могу говорить?! — девчушка пожимает плечами.
— Ё-моё. О Холодковой, Эми!
— А! — лицо соседки моментально светлеет.
Улыбнувшись растерянно, она забрасывая на плечо вторую лямку рюкзака.
— Знаешь, думаю, зря ты волнуешься. Она себя сама и наказала.
— Чем?
Знакомая воровато оглядывается по сторонам. Я повторяю за ней, но скорее недоуменно.
Эми думает, что вон у того столба Холодцова может с ножом ждать-поджидать?! К чему излишняя скрытность?
— Романов бросил её, — рожает то, что я и так знаю.
— Для неё это хуже всего…
На этих словах девчонку, к великому горю в её семье, повстречавшую меня. Ударяют дверью в спину, выбивая весь воздух из лёгких.
Испуганно округлив глаза, Эми, замахав руками, летит вперёд.
И гарпия…та самая, о которой был разговор. И за время которого мы умудрились запамятовать, что она до сих пор в аудитории. Выходит в коридор, пренебрежительно хмыкает.
Дальше творится п*здец чистой воды.
Она, походочкой от бедра, удаляется по коридору прямо.
Ни извините, ни простите. Ни: "Ой, мама дорогая. Сорян. Ты как? Не отьехала в мир иной?"
Просто. Спокойно. Пошла. Себе. Прямо.
Такой грубости стерпеть я не смогла.
Словив Эми…там ловить то и нечего особо. Рост — метр пятьдесят. Вес — килограмм сорок максимум. Спокойно возвращаю ей, прибывающей в прострации, вертикальное положение.
На бегу закатываю рукава рубашки. И под испуганное: «Ева, не надо». Догоняю Холодцову-гадину, хватаю её за плечо, заставляя этим самым повернуться.
И, со всей дури, впечатываю кулак в рожу дуре.
А потом "пынь-пынь-пынь", перебираю ножками и быстренько убегаю обратно, пока коза стонет, и приходит в себя.
Романов аккурат так вовремя, вальяжно выходил из аудитории. И, что сказать, реакция у него опупительная.
Одну бровоньку лишь приподнял, когда заметил то, что на него, визжа, как два десятка поросят, лечу я.
Ей богу. Заслуживает уважение.
В ответ не орал, не убегал. Молодец прямо. Достойно встал на мою защиту от своей чокнутой.
— Что с лицом, Илона? — потрясённо выдыхает.
Я за его спиной, делаю вид, что созерцаю стены и бетон.
Тот самый друг «короля» стоит около него. Но смотрит "всё знающим" взглядом на меня. Так и усомнишься, что он не гадалка, в двадцатом поколении.