Двойной удар, или Охота на павиана

Родина приняла меня неприветливо. На таможне отобрали меч, чуть не пришив статью за незаконное хранение холодного оружия, ФСК изъял манускрипт, усмотрев в нем секретную информацию, а милиция – плейер, якобы для проверки по учетам похищенных вещей. Своих родителей я найти не сумел, отца, собственно, я и не знал, помнил только его имя, а фамилию матери забыл.

В Заплюйске я прямо с вокзала направился по оказанному в повестке адресу, получил первую благодарность за то, что самостоятельно побрил голову, и через пару суток несся в эшелоне к месту прохождения службы.

Все, чему учат моих сверстников целых десять лет, я освоил за месяц с помощью старшины и нарядов.

Увидев как-то в бане шрам на моей правой пятке, братишки окрестили меня Меченым, а после того как я изобразил на зарвавшемся «дедушке» стиль желтого павиана, переименовали в Бешеного. В общем-то мне нравились оба прозвища, и я не обижался даже на Мечено-Бешеного.

Служил я, к слову сказать, не в каком-нибудь стройбате и даже не в знаменитой Псковской десантной дивизии, а в войсках особо-специального назначения повышенной секретности. Повлияла, как вы понимаете, моя довоенная подготовка в области философии. Бригада наша носила по какому-то роковому совпадению название «Павиан» и выполняла самые секретные и ответственные миссии.

Сколько правителей мы поменяли на тронах, сколько холодных точек разогрели, сколько заложников положили при освобождении! До сих пор я с нежностью вспоминаю те дни.

Через два года я из скромного тибетского монаха превратился в настоящего головореза, умевшего все что надо. Я попадал ножом с тридцати метров в подушечку «Орбита», положенную на голову пленного, стрелял из всех видов существующего оружия и из любых положений, владел самыми сложными приемами руко– и ногопашного боя, при желании мог угнать сверхзвуковой истребитель последней марки.

Но эти навыки не приносили мне радости. В душе я оставался лириком, любящим музыку, цветы, книги. Постоянно думал о возвышенном, иначе из-за своего роста давно бы разбил башку о косяк казарменных дверей. В карательных операциях я участвовал скорее по инерции. Словно заводная кукла, без всяких положительных эмоций, ведомый только с чувством долга, зато после боя целиком отдавался беседам с медсестрой на тему ранних работ Эразма Роттердамского и последних вещей Оззи Осборна.

Мои сослуживцы смеялись над этими странностями, предпочитая заниматься торговлей наркотиками, валютными махинациями и мародерством.

Как-то во время боя мой взводный Султан Урылов совершенно внагляк принялся доить местную корову, застрелив перед этим ее хозяина. Я вскипел, ногой опрокинул ведро и сказал Султану, что он подлец, каких надо пускать в расход на месте. Султан поднялся, положил автомат, бросил на землю нож, скинул гимнастерку и занял боевую стойку. Я повторил те же маневры, сняв еще сапоги, и мы принялись кружить, готовясь к смертельному поединку.

Поединок не удался, прибежал лейтенант Афиногенов и разогнал нас по углам ринга, влепив по наряду. Одевшись, Султан подобрал нож, провел им по шее и сказал: «Э-э-э…» Этот жест мы все понимали без перевода. Султан стал моим кровником, и пока я не лишусь головы, он лишится покоя.

Но все это было в далеком прошлом. Когда срок службы подходил к концу, меня вызвал замполит и предложил остаться в армии, обещая повышение по службе и приличную пенсию к сорока пяти годам.

Я вспомнил слова сэнсэя и отказался.

В монастырь я возвращаться не стал. Обет безбрачия не подходил мне по идейным соображениям, а как известно, нет ничего страшнее, чем жить вразрез с собственной совестью.

Поселившись в одном из наших мегаполисов, я заработал на подпольных кулачных боях приличную сумму, купил квартиру в новостройке и стал прожигать жизнь, подрабатывая учителем китайского языка в начальных классах специализированной школы. К моменту, когда я получил злополучный факс из Северного Батута, мне стукнуло двадцать восемь лет.

Вся история моей жизни, описанная вам выше, промелькнула в моей голове за семнадцать мгновений, понадобившихся на преодоление расстояния от центра комнаты до дверей.

Что ж, они рассчитывают на легкую игру с бомжом, не зная, что сегодня их ждет встреча с мастером стиля желтого павиана Мечено-Бешеным, короче, с нормальным суперсуперсуперменом.

За дверьми, как я и предполагал, оказался бездушный коридор, уводящий в неизвестность, освещенный уже знакомыми сороковаттками. Будь у меня фонарик, я перебил бы все лампочки, чтобы испортить этому петуху в царском мундире прямой эфир. Но… Условия сейчас диктовал он.

Снова вынув пистолет, я осторожно шагнул за порог, выбрал направление, щипчиками для ногтей сделал зарубку на стене и перебежками бросился вперед.

Зарубки я решил делать каждые двадцать метров, лабиринты – очень коварная штука. В свое время, выполняя миссию в Египте, я заблудился в развалинах Карнакского храма и, если б не немецкие туристы, нашел бы конец под колонной, воздвигнутой в честь бога Анубиса.