– Эм-м-м… – невнятно промычала я, круглыми глазами глядя на блондина.
Непослушное тело мигом забыло про боль в ноге, про пережитый стресс и даже про то, что я едва не утонула. Мне было страшно и просто безумно волнительно смотреть в голубые глаза мужчины за поблескивающими стеклами очков.
Он окинул меня длинным взглядом и приказал:
– Снимай штаны!
Я подавилась вдохом и закашлялась, не сводя с немца шокированного взгляда.
– С какой стати?!
– Буду лечить, – откликнулся Клаус и, приблизившись к кровати, сгрузил на нее свою ношу, после чего невозмутимо стал раскладывать все в строго определенном порядке. Спрей, ватки, пластырь, бинты и еще что-то непонятное. Как хирург – инструменты!
Закончив и выровняв не идеально прямо лежащую упаковку с пластырями, он вновь поднял глаза на меня и нетерпеливо спросил:
– Ну и? Долго мне ждать пока твое высочество соизволит оголиться?
– Долго! – решительно ответила я и, скрестив руки на груди, независимо вскинула голову, тряхнув мокрыми волосами. – Спасибо, что принес лекарства, но дальше я справлюсь сама.
– Не справишься, Лена, – покачал головой мужчина и усмехнулся. – Царапина находится в довольно труднодоступном месте. Ты так не изогнешься.
– Ты меня недооцениваешь.
По чувственным губам Клауса скользнула улыбка, и он вкрадчиво протянул:
– Я буду очень рад убедиться в твоей гибкости. Но потом и в других условиях.
Почувствовав, как щеки вспыхнули от смущения, я разозлилась и напрямую спросила:
– Что за намеки?
– Намеки на то, что для начала свою гибкость нужно проявлять в умении понимать, что я сюда не домогаться пришел, а помочь. Прекрати упрямиться и сними уже джинсы!
Я ощущала себя чайником на грани кипения, у которого вот-вот сорвет окончательно крышечку!
– Позови Кристину.
– Кристина занята Дитрихом, – повел плечами Клаус, по-прежнему пристально глядя на меня. – Братец тоже пострадал.
– Больше всего он пострадал от алкоголя, – проворчала я, даже не думая шевелиться, и все еще не оставляя надежды выставить немца из комнаты.
Клаус дернул бровью и решительно направился ко мне. Я начала пятиться, так как приближение двухметрового “лекаря”, жаждущего снять с меня штаны, не добавляло душевного спокойствия. Особенно в свете того, чем мы занимались накануне вечером. И тоже по его инициативе!
Сделав еще пару шагов, я неожиданно уперлась лопатками в предательски появившуюся на пути отступления стену. Немец остановился почти вплотную ко мне, вскинул руку, провел указательным пальцем по моему подбородку, шее… скользнул ниже по телу, не касаясь влажной, облепившей тело футболки. Я лихорадочно хватала ртом воздух, а Клаус, остановившись на поясе, решительно расстегнул пуговицу, а потом молнию, и хрипло выдохнул:
– Искренне советую продолжить самостоятельно. Мне не сложно закончить начатое, но, судя по пунцовым щекам, тебя это смущает. Выхода нет, Елена. Смирись и позволь помочь.
И, невозмутимо поправив очки, он отошел от меня на пару шагов, чтобы со скучающим лицом поправить манжет рубашки.
Я со свистом выдохнула сквозь зубы и нервными движениями стащила мокрые штаны с бедер, а после и вовсе стянула с ног, тихо радуясь, что сегодня на мне очень скромное белье а-ля шортики.
– Замечательно, – Клаус посчитал нужным похвалить за сознательность и, взяв за руку, потянул к постели, а следом, вооружившись спреем и ватным диском, скомандовал: – Поворачивайся!
Я, сама не веря в происходящее, послушно повернулась к нему пятой точкой. Капец…
Что я вообще делаю?
Зачем я это делаю? Мрак!
Еще больше дискомфорта добавилось, когда немец сел на ковер за моей спиной, и его горячее дыхание коснулось кожи ягодиц и бедер. Господи, зачем так близко?!
Лена, во славу твоего идиотизма можно слагать стихи!
Я начинала дрожать, и теперь вовсе не от холода, а от возбуждения, скрутившегося в клубок внизу живота. Оборачиваться было элементарно страшно, но воображение прекрасно справлялось с нагнетанием обстановки самостоятельно.
– Мд-а-а… – протянул немец, которому, судя по голосу, было все нипочем. – Царапина знатная, но тебе повезло, потому как могло быть еще хуже.
И, продолжая разглагольствовать на тему коварных коряг, антисанитарии озера и идиотов-братьев, он начал обрабатывать ранку. Кожу болезненно пощипывало, но не настолько, чтобы отвлечь меня от заводящей ситуации. Так что я была безумно благодарна немцу за несвойственную ему болтливость – это не позволяло сгореть со стыда.
Минуты тянулись бесконечно долго…
Я стояла и проклинала Дитриха, свою глупость (надо же было выйти с пьяным неадекватом на воду), ругалась на Клауса, который со свойственной ему скрупулезностью не спеша заклеивал царапину, аккуратно разглаживая края пластыря, и… и… дышал на ягодицы!
А еще я молилась. От души молилась, чтобы он не подумал, что дрожу я не от холода, а от желания чувствовать его касания вновь и вновь. А еще от горячих, сводящих с ума фантазий. Безумно хотелось, чтобы этот гад подался вперед и провел губами по покрывшемуся мурашками бедру, а потом… черт возьми, повторил вчерашнее.
Помотав головой, постаралась вытрясти из нее вредные мысли, но не получалось!