Все заговоры в истории имеют много общего. И можно с достаточной долей вероятности предположить, что два заговора, созревшие примерно в одно и то же время в соседних и сходных по государственному устройству странах, должны быть во многом схожи. И действительно, рассматривая показания Тухачевского, а также те фрагменты последнего московского процесса, которые касаются военного заговора, мы обратили внимание на поразительное сходство, которое обнаруживается при сопоставлении этих материалов с практикой совершенно реального заговора против Гитлера, завершившегося попыткой путча 20 июня 1944 года. Учитывая сходство двух политических систем — сталинской России и гитлеровской Германии, — давайте более пристально рассмотрим немецкий заговор — для того, чтобы понять, что же все-таки произошло в июне 1937 года в СССР.
Этот окольный путь отнюдь не самый долгий. Ибо, как говорит русская пословица, «в обход две версты, а напрямик — все десять будет». Все, что связано с нашим заговором, было сознательно и целенаправленно уничтожено (где пресловутая «Красная папка», господа?), а в лучшем случае, переврано или погребено в архивах. Более менее объективные показания современников, так или иначе замешанных в подпольно-оппозиционной деятельности 30-х годов и позднее, несмотря на наступившую «оттепель», честно признававшихся в этом, в упор никем не замечаются или произвольно трактуются. Показания самих обвиняемых в качестве исторического источника не рассматриваются. Сама мысль об этом считается кощунственной! В то время как в Германии протоколы допросов арестованных заговорщиков давно введены в научный оборот. Зато любое заявление кого-нибудь из отсидевших о своей полной непричастности и невиновности тут же становится аксиомой.
Чтобы оценить предвзятость и ненаучность подобного подхода, попробуем применить его к современной российской уголовной практике. Некоторое время назад один известный петербургский литератор-демократ написал статью, разоблачающую нашу родную российскую милицию, которая, дескать, бьет подследственных, добиваясь у них нужных показаний. При этом вся его аргументация строится по принципу: «Такого-то числа гражданин Н. был арестован. На следующий день он признался, что поджег соседскую машину. Но ведь ясно, что ни один здравомыслящий человек не будет давать показаний против себя. Следовательно, в милиции его били». И далее автор проводит очевидную параллель — да, подавляющее большинство фактов рукоприкладства российских стражей порядка юридически не доказано. Но ведь верим же мы рассказам жертв сталинских репрессий о том, как их пытали в НКВД? Значит, должны верить и рассказам современных «потерпевших».
Проведем еще одну параллель. Допустим, вторая мировая война закончилась бы не капитуляцией Германии, а мирным договором. И сменивший у власти неожиданно умершего Гитлера, допустим, Геринг, начав проводить косметическую «либерализацию», выпустил на свободу сидевших заговорщиков. Стали бы они хвастаться своим заговорщическим прошлым или предпочли амплуа «невинно репрессированных» страдавшим манией подозрительности Гитлером?
В общем, чем перелопачивать горы отечественного исторического удобрения в поисках жемчужных зерен истины, куда проще воспользоваться трудами пунктуальных немцев, добросовестно изложивших историю своего заговора. Впрочем, для справедливости отметим — и в наших публикациях самого последнего времени, малоизвестных и до широкой прессы недопущенных, попадаются зерна истины.
…Итак, немецкий военный заговор, заговор прусских аристократов, завершившийся не гипотетическим, а вполне реальным путчем и покушением на Гитлера. Как и предполагаемый заговор Тухачевского, он имел весьма долгую предысторию. Истоки его возникновения уходят в первые послевоенные годы, время Веймарской республики, немецкого национального унижения и становления национал-социализма.
Глава 21. Своевольное дитя рейхсвера
О том, что такое «фрайкоры» и «черный рейхсвер», возникшие в Германии после первой мировой войны, кем и как они формировались, мы уже говорили в первой части нашего повествования. Кроме чисто военного, их деятельность имела и политический аспект. В ряде случаев они выступали как политические организации или партии, выражавшие интересы армии. В 20-е годы немецкий исследователь Э. Гумбель, расследовавший деятельность неофициальных немецких военных союзов, прямо отнес к ним и НСДАП. И был в этом неоригинален.