Она проснулась среди ночи от громкого треска. За окном бушевала буря. Порывы ветра бросали в стекла водяные струи. Комната освещалась лишь блеском молний. Темнота таила в себе опасность. Екатерина не понимала, как и почему она отключилась и оказалась здесь, на диване в гостиной, среди разбросанных вокруг подушек. Что с ней? Она заболела или просто заснула? Сейчас поздний вечер или ночь? Она одна в доме?
Голова напоминала чугунное ядро.
– Аркадий! – позвала она глухо. – Аркадий, где ты?
Ее голос заглушил раскат грома. Она съежилась, опасаясь, что на ее больную голову обрушится потолок. Громкий звук породил в голове воспоминание, затем еще одно. Она вспомнила, как сидела на этом диване с Аркадием и они о чем-то спорили. О чем? Глаза уже привыкли к сумраку комнаты, и она почувствовала себя лучше. Внезапно ее внимание привлекли яркие пятна на груди, хорошо различимые на фоне белого платья. Что это, кровь? Она едва не вскрикнула, но потом вспомнила. Это был обычный вишневый сок, который она пролила, сражаясь с Аркадием. Воспоминания обрушились на нее лавиной, причиняя боль.
Другая мысль, уже более здравая, отрезвила ее: если она до сих пор жива, значит, он не стал осуществлять свои намерения. Сколько времени она была в бессознательном состоянии? Два часа? Три? В любом случае у него была возможность расправиться с ней, причем сделать это без свидетелей. Но Катя жива, стало быть, в его планах что-то изменилось. Или он вовсе не думал лишать ее жизни во сне? Так, может, все ее версии ничего не стоят? Может, она напрасно обвинила Аркадия в попытке свести с ней счеты?
Пошатываясь, Катя еле поднялась на ноги. Ей во что бы то ни стало нужно было найти мужа. Если он ее пощадил, значит, ей ничего не угрожает. Они поговорят, и если нужно, Катя извинится перед ним. Аркадий великодушен. Он простит ее.
Катя передвигалась осторожно. Ее подташнивало. Кружилась голова. Ноги казались непослушными, ватными.
Она заметила полоску света, выбивающуюся из-под двери в спальню, и направилась туда. Дверь была едва прикрыта.
– Аркадий! – позвала она негромко, но за окном грохотало, и ее зов утонул в шуме стихии.
Аркадий стоял к ней спиной и говорил по телефону. Первые слова, которые она услышала, заставили ее отступить в темноту коридора.
– Я не знаю, сколько она еще проспит. Там была лошадиная доза, – говорил он невидимому собеседнику. – У меня в запасе есть часа два как минимум… Я помню, о чем мы договаривались… Сейчас, когда она спит…
Несмотря на духоту запертого помещения, Екатерина почувствовала, что ее обдало холодом. Она сделала несколько шагов назад, цепляясь за стены, боясь упасть и выдать себя. Аркадий продолжал говорить по телефону, но слов она больше не слышала. Да у нее и не было нужды подслушивать. Все, что ей следовало знать, заключалось в пяти простых предложениях, которые в устах ее мужа звучали как приговор. Он напоил ее снотворным не из жалости и сострадания, а с целью облегчить себе совершение злодейства. По телефону он общался, разумеется, с сообщником, который явно был в курсе его преступных планов. Быть может, Аркадий не хотел брать на себя выполнение «грязной» части работы, ведь, как ни верти, он белоручка и мнит себя интеллигентом. Даже для нападения на нее в парке он нанял парня, которого в излишней щепетильности не заподозришь. Дать жене стакан сока со снотворным – это не то же самое, что хладнокровно свернуть ей шею, выбросить из окна или утопить в ванне.
Представив, какая участь могла быть ей уготована, не проснись она среди ночи, Катя почувствовала дурноту. Тем не менее осознание грозящей опасности заставило ее взять себя в руки и подумать о спасении. Времени было в обрез. С минуты на минуту Аркадий закончит разговор, вернется в гостиную посмотреть, как там его жена, и обнаружит пустой диван с разбросанными вокруг подушками. Нетрудно догадаться, что он начнет искать ее и, конечно, найдет, если она сию секунду не уберется прочь из квартиры.
Вопрос, куда бежать и что с собой брать, перед Катей не стоял. Бежать куда глаза глядят, главное – подальше от Аркадия Серебровского. Собирать вещи было некогда, да и бессмысленно. Если муж застигнет ее в процессе сборов, то ни платья, ни запасные туфли ей уже никогда не понадобятся.