Двоюродная жизнь

С коробками и свертками они приехали к ней в новенькую почти пустую квартиру – только диван, холодильник и телефонный аппарат появились, откуда ни возьмись.

– Завтра с утра идите и запишитесь на автомобильные курсы, – сказал он. – А потом во второй половине дня я позвоню.

Приложил два пальца к шляпе – он все время в шляпе был – и ушел, положив на холодильник маленький газетный сверток.

Там была толстая пачка денег. Красные десятки, фиолетовые четвертаки и зеленые полтинники. Она даже испугалась считать.

На следующий день, снова – как странно, ровно в половине третьего – он позвонил.

– Ну как, осваиваетесь? – спросил он. – Холодильник набили? Белье постельное купили? Мебель присмотрели?

У него был веселый и слегка взбудораженный голос.

Она не отвечала.

– Эй! Где вы там? – засмеялся он. – Что вы молчите?

– Тариэл Валентинович, – сказала она. – Но все-таки. Что такое философия?

– Вот это и есть философия! – ответил он. – Всё, что с вами было, что с вами случилось, что с вами дальше будет, – это все она. Великое и бесцельное «вдруг». Это несводимо к логике, психологии и так далее. Разве непонятно?

– Вы… Вы когда приедете? – едва выдавила она.

Он засмеялся:

– Я звоню из аэропорта. Улетаю.

– Далеко ли? – спросила она даже с некоторым облегчением.

– Вы не поверите, в Иран. К сыну. Навсегда.

И повесил трубку.

философские тетради Видал я ваш экзистенциализм!

Был знаменитый немецкий философ и психиатр Карл Ясперс. И был один мой приятель, который изучал его философию.

У Ясперса есть концепция существования в безличном мире социальной условности. Грубо говоря, когда человек живет и действует потому, что «так принято», «так считается». Ясперс называл это сферой «man» – от немецких выражений типа «man sagt» (говорят), «man muss» (надо). То есть как бы «некто говорит», «некто обязан».

Ну и вот. Мой приятель написал о Ясперсе целую статью в какой-то сборник. И там, разумеется, довольно часто поминалось слово «man». Поскольку дело было давно, статья была напечатана на машинке, а иностранное слово «man» было вписано от руки: тогда так делалось.

Когда мой друг получил верстку сборника, он пришел в ужас: в статье вместо «man» везде было – «тап». То есть русскими буквами, «тап». «В философии Ясперса значительное место занимает концепция тап… В сфере тап человек действует безлично… Преодоление мира тап…» Ну и так далее.

Ну и тап далее. И никто не виноват – ведь «man» так похоже на «тап». Вернее, оно и есть «тап», если читать по-русски.

Статью, однако, пришлось из сборника вынуть. Тем самым мой приятель недобрал публикаций для защиты диссертации. Бросил философию, уехал за границу, и теперь у него сеть обувных магазинов.

сон на 17 февраля 2022 года Прусская литература

Приснилось, как будто я в Лондоне, на конференции. Выхожу из зала в чудесный мощеный дворик и вижу – там прогуливается какой-то знакомый старик высокого роста, с орлиным носом, в красивых очках. Вглядываюсь: это же известный политолог Джерри Шерман! Я с ним встречался в Вашингтоне в середине 1990-х.

Иду к нему. Встречаюсь с ним глазами. Он – никакого внимания. Киваю ему. Он кивает в ответ, но ясно, что не узнает.

– Do you recognize me? – спрашиваю наконец.

– Sorry no, – отвечает он и вежливо спрашивает: – Where could we meet?

– Washington DC, 1995, – объясняю я и задаю прямой вопрос: – Are you Jerry Sherman?

– Unfortunately no! – Смеется он. – Or maybe fortunately no!

– Sorry, – я немного смущен.

– It’s OK, – он успокаивает меня.

Мы обмениваемся еще несколькими фразами, и я спрашиваю:

– Where are you from?

– Königsberg, East Prussia, – отвечает он.

«Ого! – думаю. – Какой-нибудь потомок выселенных немцев».

Он спрашивает:

– What do you do for a living?

– I am an author, – объясняю я. – Writer. I write short stories.

– Wow! – он хлопает в ладоши. – Terrific! Have you ever been to Königsberg?

– Several times.

– Do you know contemporary Königsberg writers? – спрашивает он.

– Yes! For example, Vassily Berezutsky.

– Березуцкого? – вдруг орет он по-русски. – Вы его считаете писателем? Графоман и бездарь ваш Березуцкий! Тьфу! А вот Петра Воротынцева читали?

– Нет… – растерянно говорю я.

– Эх, вы! – машет он рукой. – Тоже мне, писатель! Вкуса-то у вас нет! И внимания к литературному процессу нет! Читаете всякое говно, а хороших авторов пропускаете. Ну ладно. Так и быть, подарю вам свою книжечку…

Откуда ни возьмись у него в руках оказывается портфель. Достает толстую книгу. Надписывает.

обрывок старой газеты Сеньор Аче дает интервью