Двоюродная жизнь

Вошла женщина лет тридцати, бодрая и стройная, с алюминиевым медицинским чемоданчиком, в плаще – была осень, и ночи прохладные. Молча достала из кармана плаща синие бахилы, нацепила на туфли – с высоковатыми каблуками, заметил Павел Николаевич. Из другого кармана вытащила маску и перчатки, надела. Сняла плащ, повесила на крючок. На ней был ослепительно-белый халат с красным крестом на нагрудном кармане. Поставила чемодан на стул, раскрыла его, достала шапочку, надела, спрятав под нее свои пышные светлые волосы. Вынула тонометр и планшет и, наконец, приблизилась к кровати.

– Добрый вечер, больной! Фамилия, имя-отчество?

– Листвянский. Павел Николаевич.

– Подвиньтесь, пожалуйста, – она присела на край огромной кровати. Записала на планшете. – Возраст?

– Совсем старенький! – улыбаясь, вздохнул он. – Через три недели пятьдесят семь!

– Так, – строго сказала она. – Исполнившихся лет пятьдесят шесть. Это еще не возраст! Так… она развернула манжету тонометра. – Сейчас давление померяем… Так. Расслабили ручку… Так. Ого! Сто двадцать на семьдесят пять, пульс шестьдесят восемь. Просто космонавт! На что жалуетесь?

– Как-то вот здесь нехорошо… – Павел Николаевич постучал пальцем по груди.

– Боли в сердце? – встревожилась она.

– Нет, нет, что вы! – возразил он. – Так вот как-то тошно, не могу передать.

– Сейчас сердечко послушаем! – она стала прикладывать фонендоскоп к его груди. – Так. Дышите. А теперь не дышите. Тоны сердца ясные, ритм хороший… – сняла фонендоскоп с шеи и положила на тумбочку. – А сейчас посмотрим животик…

Она откинула одеяло и стала нежно мять ему живот, начиная от желудка и спускаясь ниже и ниже и спрашивая: «Больно? А здесь больно?» Павел Николаевич отрицательно мычал. Было даже приятно. Он прикрыл глаза и через миг почувствовал какое-то странное движение.

Открыл глаза. Она сидела на краю кровати слева от него, и он увидел, что она перекинула через него свою левую ногу, скинув туфлю. Сквозь белые чулки мелькнули ярко-красные ногти. Короткий халат задрался, и стали видны края чулок, подвязки с бантиками, гладкие бедра – и лоскуток стрингов, туго и выпукло обтягивающий сами знаете что.

Павел Николаевич зажмурился, а когда снова открыл глаза, увидел, что у нее расстегнуты верхние пуговицы халата и грудь в прозрачном бюстгальтере торчит наружу.

– Вы что?! – воскликнул он.

– Больной, лежите спокойно! – нахмурилась она.

– Что?

– Спокойно, больной! Сейчас проверим, что у вас там… – она запустила руку ему в трусы.

Он резко сел, опершись на спинку кровати.

– Вы с ума сошли! Что происходит?

– Больной, не дергайтесь! – засмеялась она. Убрала ногу, снова села на край кровати, всмотрелась в его лицо и спросила: – Я что-то не так делаю?

– Что за бред! Я вызвал частного фельдшера!

– Да, вы вызвали частного фельдшера, – она подмигнула. – Погодите. Вы что, на самом деле… Как вы нас нашли?

– Набрал «частный фельдшер». Мне на самом деле был нужен фельдшер. Частный! То есть платный! А вас что, такая, э-э-э, как бы сказать, услуга?

– А то вы не поняли? Мужчины любят ролевые игры. Медсестра, учительница и все такое. Тут еще одно удобство. Вот этот отель у нас прикормленный, нас тут знают. А то попробуйте вызовите девушку ночью в гостиницу. Особенно со стороны. Охрана сразу остановит. А я иду такая, белый халат, чемоданчик, на груди трубка, «где тут номер восемь – двадцать три, я к больному!» Охранник сам до лифта проводит.

– Простите, что так получилось.

– Да ладно! – она вежливо засмеялась. – Первый раз такой случай. Три года работаю, столько вызовов, и вот первый раз настоящий больной.

– Да не больной я никакой! – возмутился Павел Николаевич. – Космонавт, вы же сами сказали!

– А чего тогда врача вызывали? Ну или фельдшера?

– Какая-то тоска и тревога. Скука и страх.

– Значит, правильно меня вызвали! – сказала она, скинула вторую туфлю и отбросила в сторону; сняла перчатки; совсем расстегнула халат. – Будем лечиться от страха, тоски и скуки. А? – она поиграла плечами и бедрами.

Красивые остроносые туфли в синих бахилах, как в мешочках, смешно лежали на ковре.

– Не надо! – сказал он. – Идите домой. Спасибо.

– Не могу.

Она прошлась по номеру. Остановилась у стола, стала рассматривать корзинку с разными сникерсами и бутылочки с минералкой и пепси.

– Угощайтесь.

– Ой, здесь ценник. Ого! Так дорого… Не надо.

– Берите, не стесняйтесь. Берите и уходите. Больной выздоровел.

– Не могу, я же сказала! Сессия два часа. А прошло десять минут! Если я сейчас закрою заказ, меня спросят, что не так. И вас спросят. Шофер-охранник ждет в машине. Он вам будет звонить – что не так? Может, даже в номер поднимется. Пришлет другую. У нас высший класс. Контроль качества. Разбор претензий.

– Господи!

– Извините, – она села в кресло. – Вы спите, я тихо посижу, а потом уйду. В три. Или около того.

Она улыбнулась. Вытянула ноги. Спрятала грудь и застегнула халат. Зевнула.

– Не бойтесь, я ничего не спи… то есть не украду.

– Давай лучше ты сама поспи. Ничего, что я на «ты»? А в три я тебя разбужу, будильник поставлю. Ложись рядом.

– Не, неудобно. Да и не спится.

– Тогда расскажи что-нибудь.