— Да, да! — выговорил, склонившись, Монклар.
— Вам лишь остается самому отдать приказ отправить на эшафот злодея, который, ударив меня, ударил самого Христа!
Монклар содрогнулся весь с головы до ног.
— А теперь, когда сказал свое слово генерал Общества, скажет и человек, упрекая сам себя за свою слабость к вам. Не бойтесь: ваш сын не выйдет отсюда. Я все предусмотрел. Через пять минут он будет в ваших объятиях.
Монклар издал страшный вопль радости.
— Отче, — сказал он, — когда вам понадобится моя жизнь?
— Торопитесь, сын мой! — улыбнулся в ответ Лойола.
— Стража! — громовым голосом возгласил Монклар и схватил Лойолу за руки. — Отче преподобный! Вы клянетесь, что он не будет казнен?
— Клянусь. Ваш сын казнен не будет.
— Клянетесь, — трепеща, продолжал Монклар, что он даже не выйдет из стен этого дома.
— Клянусь, что ваш сын из этого дома не выйдет!
Про себя же Лойола добавил:
«Но так как я не знаю, действительно ли Лантене сын Монклара, я не обязан сдержать эту клятву».
Тем временем стража на зов Монклара распахнула двери кабинета. Великий прево убедился, что Лойола не солгал: у каждой двери действительно стояло по десять солдат.
Начальник караула в некотором замешательстве глядел то на прево, то на монаха.
— Повинуйтесь приказаниям преподобного отца, — сказал Монклар.
— Заключенного взять, — распорядился Лойола.
Стражники удивленно спустились вниз.
Сразу за ними пошли Монклар, которого трясла судорожная дрожь, и Лойола.
Во дворе великий прево вопросительно взглянул на монаха.
— Потерпите! — ответил тот.
Стражники и тюремщики спустились в подземелье.
— Отче, — дрожа, спросил Монклар, — еще не довольно продолжалось испытание?
— Терпение!
— Ведь эти мерзавцы грубо с ним обойдутся.
— Нет, ничего… не тревожьтесь.
— Слушайте, слушайте! Слушайте хорошенько! О, я больше не могу!
Снизу доносились звуки борьбы.
Монклар бросился туда.
Но тут появились стражники, а с ними крепко связанный Лантене.
— Развяжите его! — взревел Монклар. — Или нет, я сам его развяжу!
— Стража! — ледяным голосом приказал Лойола. — Отведите заключенного к Трагуарскому Кресту!
Монклар обернулся к нему, силясь изобразить улыбку на потрясенном лице.
— Но это и все, преподобный отче? — прошептал он.
— Да, это все, — ответил Лойола.
— Отец! Отец! — кричал Лантене. — Неужели ты предашь меня на казнь?
— Сынок! Погоди! Я с тобой!
Монклар набросился на тюремщиков.
— Стража! — приказал Лойола. — Возьмите этого бунтовщика, который после притворного раскаяния вновь посягает на власть королевскую и церковную!
— Простите, монсеньор! — сказал сержант и взял Монклара за ворот.
— Негодяй! Подлый обманщик! — пролепетал великий прево.
Отбиваясь, он кинулся к Лойоле, потащив за собой с полдюжины стражников, пытавшихся его удержать.
Голос Лантене, уже далекий, твердил:
— Ко мне, отец, ко мне!
— Пощадите! — вопил Монклар. — Пощадите моего сына!
— Ну, видно же, что он сошел с ума! — сказал сержант. — Не надо, монсеньор, не надо!
— Не хочу! Не хочу! Какой ужас! Ко мне! Помогите!
Потом Монклара повалили на землю, навалились сверху. Он отбивался, не говоря уже ничего, а только брызгая слюной.
Вдруг из этой кучи малы, за которой мрачно наблюдал Лойола, раздался хохот. Этот мрачный душераздирающий хохот издал граф де Монклар.
— Пустите его! — приказал Лойола.
Стражи повиновались. Лойола пошел за конвоем, уводившим Лантене, а Монклар, войдя в караульную, радостно вскрикнул: там стоял тот самый фонарь, с которым он спускался в застенок. Монклар поспешно схватил его.
С потухшим фонарем в руке он выбежал из караульной, со двора и затерялся на улице.
Встречные слышали, как он бормотал под нос:
— У меня есть фонарь, я все вижу… я найду дверь его тюрьмы… Погоди, сынок, погоди… Только не кричи так… тяжко мне очень…
XVIII. Мать Жилет
Покуда в резиденции великого прево происходили вышеописанные сцены, важные события разворачивались и в лачужке Маржантины.
Оставим поэтому графа де Монклара с его безумием, оставим Лантене, которого ведут на эшафот к Трагуарскому Кресту, где палач уже удивлялся, почему его жертва так задерживается, и поведем читателя в несчастное жилище другой безумицы: Белокурой Маржантины.
Когда аркебузиры у костра дали залп по толпе, Манфред был ранен пулей в руку. Рана была совсем не опасной: пуля только пробила мягкие ткани и вышла, не задев кости. А значит, никакого перелома, как говорили сострадательные потаскухи, по указанию Джипси отнесшие раненого к Маржантине, у него не было.
Хотя рана была неопасной, юноше было очень нехорошо. Мы видели, что у него сразу появились горячка с бредом. К счастью, Манфред был одарен крепким сложением. Молодость и здоровье скоро одолели этот недуг. Встретимся с ним накануне того дня, когда происходили все описанные нами события.
Дело было после полудня. Весь день и всю ночь Маржантина ухаживала за раненым с удивительной для сумасшедшей смекалкой.