Двор чудес

Из Сицилии мы переправились в Италию, там племя разделилось, и каждый пошел своей дорогой.

Я с тем человеком, которого взяла себя в мужья, и с сыном прошла всю Италию насквозь. Мы пошли в Неаполь, из Неаполя в Рим, потом во Флоренцию и в Мантую. Я гадала. Муж плел всякие вещи из лозы. Они хорошо продавались, я тоже много зарабатывала, любила сына до обожания и была счастлива… Счастлива!

Это все, Манфред, я тебе рассказываю, потому что сейчас мне грустно и радостно перенестись в те времена, когда мой сын был жив. Сыну моему, Манфред, было лет шестнадцать. Он был красивый и гордый, как ты.

Итак, мы были в Мантуе, как я тебе уже рассказала. Прожили мы там месяц и уже готовы были двинуться дальше навстречу нашей бродячей судьбе, но тут на меня обрушилось страшное несчастье.

Один молодой синьор оскорбил моего сына, надсмеялся над ним, а тот его за это побил. Его тут же схватили. За это полагалась пожизненная тюрьма, а то и смерть.

Я обезумела, стала всех расспрашивать:

— Кто правит Мантуей?

Мне со смехом отвечали:

— Мантуей правит герцог, а герцогом правит госпожа Лукреция Борджиа.

Я помчалась в герцогский дворец.

Только через пару дней мне удалось попасть туда, чтобы меня провели к самой Лукреции Борджиа. Ты, должно быть, слыхал про нее, ее все знают.

Я бросилась к ногам синьоры Лукреции, рассказала, что случилось с моим сыном. Говорила, что я умру с горя, если сына мне не вернут, плакала, долго молила ее на коленях.

Сперва синьора Лукреция слушала меня высокомерно и равнодушно. Потом показалось, что до нее начали доходить мой рассказ и моя скорбь. Она внимательно на меня смотрела.

Потом она отослала дам из своей свиты, и мое сердце забилось в надежде.

— Так ты очень любишь сына? — спросила она меня.

— В нем вся моя жизнь! — рыдая, воскликнула я.

— Ты знаешь, что его должны осудить на смерть: не может жалкий цыган бить знатного дворянина. Так что его казнят… Но если хочешь, я могу его спасти.

Я слушала, сама не своя от горя.

— Если ты любишь сына, — мрачно продолжала она, — значит, для его спасения на все готова?

— На все! На все, синьора!

Она еще немного помолчала, внимательно меня разглядывая, поняла, должно быть, что я не лгу, что обезумела от материнской любви, и сказала:

— Тогда, может быть, мы и договоримся. Слушай.

— Слушаю, синьора! — ответила я и преклонила ухо к ее губам.

Синьора Лукреция продолжала:

— Знаешь город Монтефорте?

— Не знаю, но найду, если надо.

— Я тебе расскажу подробно, как туда пройти. Итак, ступай в Монтефорте. Туда идти дней десять, обратно столько же, да десять дней пробыть там. Итого месяц. Собирайся идти поскорее.

— Я готова, синьора: пойду сию же минуту.

— Прекрасно. Может тебе кто-нибудь помочь в этом деле? Там не столько сила нужна, сколько хитрость.

— Я сама все могу, синьора.

— Тогда ступай сегодня же. Иди пешком, нужно, чтобы в Монтефорте тебя никто не заметил.

— А что мне делать в Монтефорте, синьора?

Лукреция Борджиа как будто опять заколебалась.

— На меня можете положиться! — сказала я твердо. — Любое ваше поручение исполню: ведь, чтобы спасти сына, я способна на все, хоть человека убить!

Эти слова я сказала сознательно, потому что сразу догадалась: мне предлагают совершить какое-то преступление.

И слова мои успокоили синьору.

Она наклонилась ко мне и шепотом сказала:

— В Монтефорте есть человек, которого я ненавижу так, как ты любишь своего сына. В Монтефорте есть женщина, которую я ненавижу так, как ты ненавидела бы палача своего сына. Этого мужчину и эту женщину я хочу наказать. Хочешь мне помочь?

— Что угодно, синьора!

С этими словами, Манфред, я посмотрела на синьору Лукрецию. Ее лицо и впрямь перекосилось от ненависти!

Но я не испугалась. Наоборот, я подумала, что такая сильная женщина свое слово сдержит и, если я ей помогу, она спасет моего сына. Ей моя готовность явно понравилась, и она сказала мне:

— Этот человек…

Опять запнулась и сказала:

— Но если ты меня хоть когда-нибудь выдашь…

— Если я вас выдам, синьора, велите казнить моего сына: это будет и моя смерть!

— Хорошо. Итак, этот человек — шевалье де Рагастен; сейчас он стал графом Альма и владетелем Монтефорте. Эта женщина — жена его, княгиня Беатриче. Они живут в графском дворце Монтефорте, они счастливы, а я хочу их покарать.

— Что мне сделать? — воскликнула я. — Я хорошо знаю яды, если вам угодно…

Она пожала плечами и ответила таким голосом, что меня дрожь проняла:

— Яды! Про яды я и сама все знаю. Но яд — это слишком мало для Беатриче! И для Рагастена мало!

И она сказала мне:

— Слушай. У Рагастена было двое детей — оба умерли. Родился третий младенец, мальчик… И этот выживет: он унаследовал всю силу своего отца. И оба они души не чают в этом мальчике: это вся их жизнь, он их божество.

— Кажется, понимаю, синьора… Надо убить ребенка?

Я сказала это совершенно спокойно, и клянусь тебе, Манфред, прикажи мне синьора Лукреция, я убила бы сына графа Альмы.

Но она хотела иначе.