Я перевела взгляд на ремень на спинке стула. К нему были прикреплены два футляра. В одном хранилась шпага с перламутровым эфесом, который я получила в начале службы, в другом – кусок заточенного дерева. Специально для нашей миссии Монфокон вручил каждому оруженосцу кол.
– Наши колья сделаны из яблони, – объяснил Сурадж. – Самой эффективной древесины для того, чтобы мгновенно парализовать бессмертных. Факультет разрешает использовать кол только против незаконных вампиров. Возможно, он пригодится и в борьбе со сторонниками Дамы…
…
От соприкосновения с деревом кольцо с ониксом глухо скрипнуло. Помимо кола и шпаги оно – мое третье секретное оружие, какого не было у товарищей по команде.
Сурадж доедал луковый суп, когда Эленаис положила хрупкую ладонь на его мускулистую руку.
– Сурадж, ты не против, если я воспользуюсь перчаткой Люкрес в бою?
– Нет, а что? – удивился парень.
Девушка взмахнула длинными ресницами, оттенявшими золотистые глаза.
– Ты и Люкрес были очень близки. Если бы заговорщики не убили ее, уверена, Король поженил бы вас в течение года.
Густые брови Сураджа едва заметно вздрогнули. Всем в школе было известно, что Люкрес имела определенные виды на него. Только мы с Наоко знали тайну, скрытую от Эленаис и всего Версаля: страсть жестокой Люкрес к молчаливому воину не была взаимной.
Сердце оруженосца принадлежало другому. Возлюбленному, имя которого он не мог произнести вслух. То была скандальная страсть при Дворе, где царили жесткие правила, где все союзы должны освящаться самим Нетленным, начиная с его оруженосцев. Сурадж из Джайпура питал запретные чувства к Рафаэлю де Монтесуэно.
– Люкрес хотела бы, чтобы ее перчатка приносила пользу, – пробормотал Сурадж, явно желая сменить тему.
– Ты действительно не возражаешь? – не унималась Эленаис.
– Эта рука теперь принадлежит тебе.
– А твоя рука снова свободна, если не ошибаюсь. – Девушка улыбнулась, показав идеально ровные, белоснежные, словно жемчуг, зубы. – Ты заслуживаешь достойную жену, под стать тебе самому.
Я не могла поверить: похоже, выскочка флиртовала! А она из тех девушек, которые всегда добиваются того, чего хотят. Я могла подтвердить, что многие в кулуарах дворца теряли голову от гордой осанки и таинственной ауры индийца. Вероятно, этого было достаточно, чтобы вызвать интерес красавицы. Сурадж привлек ее внимание так же, как блеск бриллиантового ожерелья в витрине ювелирной лавки на мосту Менял. Не говоря уже о том, что юноша приехал из Индии с богатыми дарами магараджа Джайпура, чтобы с роскошью представлять свою страну при французском Дворе.
– Я… э-э-э… Сосредоточимся на задании, которое поручил нам Король, – смутился оруженосец.
Он искоса бросил на меня взгляд, будто боялся, что я проболтаюсь. Я успокоила Сураджа кивком: он в безопасности. Я никогда не выдам его секрет…
…если только он не встанет на моем пути в борьбе за Даму Чудес.
В сумерках, спрятав лица под капюшонами, мы покинули постоялый двор. Через квартал Кровавого Мишеля мы направились в сторону Сены, пробираясь сквозь толпу простолюдинов, которые спешили вернуться в свои дома до начала комендантского часа. Позади остался Гран Шатле, где Л’Эский, должно быть, уже волновался о судьбе оруженосцев.
Квартал Ле-Аль – район торговцев на правом берегу, такой же суматошный, как и квартал студентов на левом. Проезжая мимо мясных и овощных лавок, мы наблюдали, как продавцы закрывали витрины железными ставнями, чтобы защитить товары от монстров, рыскающих в ночи в поисках жертв.
Когда стало смеркаться, и температура опустилась ниже нуля, я невольно сжалась. Может, на мне и доспехи оруженосца Короля, но я все та же простолюдинка, со страхом ожидающая наступления темноты.
Родители вдолбили мне в голову правила Кодекса Смертных. Не из уважения к повелителям ночи, а чтобы уберечься от их жестокости: вампиры имели право нападать на зевак, имевших несчастье оказаться на улице после захода солнца.
Внезапно на повороте пустынного перекрестка мы увидели маленького уличного певца в лохмотьях и дырявых башмаках. Его чистый тоненький голосок уносился в небесную высь, щеки посинели от холода.
Сердце сжалось при виде ребенка, все еще находившегося на улице в этот поздний час, в полной власти кровопийц, о которых сам рассказывал в песенке!
Оставив товарищей, я бросилась к мальчонке:
– Уходи скорее, парнишка!