Двор халифов

В конце концов лишь предательство изнутри помогло мусульманам взять город. Оказалось, что часть городской стены была разрушена зимними бурями. Император написал правителю, требуя починить стену, но к нужному времени ничего сделано не было. Когда правитель узнал, что в его район едет император, то решил кое-что торопливо отремонтировать. Он приказал рабочим заделать фасад стены так, чтобы, когда император будет проезжать мимо, снаружи она выглядела целой — но за внешней кладкой стена была засыпана галькой. Секрет этого слабого места оказался известен мусульманину, взятому византийцами в плен и обращенному в христианство, женившемуся и осевшему в Аморионе. Теперь же он сбежал из города и явился к халифу, чтобы указать на уязвимое место укреплений.

Халиф немедленно сосредоточил там все силы. Он даже разбил свою палатку у этого сектора стены и стянул сюда все баллисты. Обороняющиеся попытались защитить стену, опустив за нее огромные бревна, но те были разбиты огнем баллист. Осажденные попытались добавить к бревнам мешки, однако все оказалось напрасно.

Мусульманские военачальники Ашинас, Афшин и Итах соревновались друг с другом, кто первым войдет в город. Сражение было свирепым, и опять все решило предательство: командир сектора, в котором был произведен пролом, решил, что его не поддерживают товарищи в городе, и сдался халифу. Войска мусульман хлынули в город, группа защитников укрылась в громадной церкви, которую подожгли над их головами. Сам Этий укрылся в одной из башен, но вынужден был сдаться, передав свой меч одному из офицеров халифа. Вероятно, вся осада длилась не более двенадцати дней.

Потом появились толпы пленников и награбленное добро. Назначили переводчика, чтобы отделить пленников высокого положения, за которых можно было получить выкуп. Остальных выставили на торги группами по пять-десять человек. Чтобы ускорить процесс, было позволено давать только три цены за женщин и детей. Согласно христианским источникам, халиф решил, что не нужно отделять детей от матерей, и, если это правда, то это был редчайший жест человечности в том мире.

Тем временем добро тоже продавали с аукциона — каждому военачальнику позволяли распоряжаться тем, что захвачено в его секторе, а счетоводы записывали проданное, чтобы знать, что награбленное распределяется справедливо. Было много беспорядка, так что пришлось вмешаться самому халифу — он прискакал с мечом наголо, желая предотвратить растаскивание ценностей. Когда несчастных пленных погнали сквозь летнюю жару по безводной дороге, ведущей к границе, их положение стало еще хуже. Халиф узнал, что византийский император идет за ним, поэтому ему нужно было двигаться быстро. Вскоре мусульмане тоже начали умирать от жажды, я кое-кто утверждает, что это пленные убили нескольких солдат. Мутасим действовал безжалостно: после того, как отделили высокопоставленных пленных, остальных, около шести тысяч человек, отвели в отдаленную долину и убили.

Экспедиция оказалась триумфальной для Мутасима и его новой армии, неверные были убедительно повержены. Победу широко освещали и отразили даже в поэзии, включая длинную оду Абу Таммама, часто считавшуюся одним из шедевров нового, весьма вычурного стиля арабской поэзии, который вскоре стал модным при дворе.

Но не все новости были хорошими. Осада Амориона привела к выходу на поверхность кипящего недовольства военных. Похоже, коренной причиной явилось напряжение, возникшее между аристократами Хорасана, которые поддерживали Мамуна, и тюрками, выдвигаемыми Мутаснмом, которых первые считали не выше рабов. Утверждают, что некоторые из недовольных солдат говорили, что они скорее перейдут к византийцам, чем останутся под командованием «раба, сына шлюхи» вроде Ашинаса^{460}.

Говорят, заговорщики планировали переворот, собираясь убить Мутасима и посадить на трон сына Мамуна — Аббаса. Согласно имеющимся источникам, конспираторы решили ударить, когда Мутасим находился в походе против Византии — видимо, надеясь успеть провернуть все в его отсутствие. Аббас тоже был участником заговора. Его торопили с действиями, когда армия двигалась через перевалы Тавра, но он проявил гибельную нерешительность, объяснив, что не хочет выступать, пока халиф не возьмет Аморион — может быть, чтобы его не обвинили в саботаже священной войны^{461}.

Но к этому времени весть о заговоре уже разошлась весьма широко, назывались даже отдельные лица, которых назначили убить халифа и всех выдающихся тюркских военачальников. После сочинения Аббасом манифеста в гамлетовском стиле требовалось лишь время, чтобы шило вышло из мешка наружу. Слабое звено в цепи проявилось, когда один из офицеров, Ахмед ибн Халиль, пожаловался другому офицеру, Амру аль-Фергани, который был участником заговора, на поведение Ашинаса, под командой которого они оба служили. Товарищ заверил его, что вскоре избавится от несносного тюрка, и направил Ахмеда к человеку, который занимался вопросами конспирации^{462}. Ашинас, похоже, уже подозревал обоих, поскольку они давно ворчали и просили перевода в другой отряд.