Двор халифов

Он задержал их и посадил под домашний — вернее, палаточный арест. Офицеров охраняли, но давали им пищу, воду и постель. Они также обязаны были передвигаться в носилках, а не верхом на собственных лошадях. Против них еще не имелось явных доказательств, по вскоре положение изменилось. Амр предупредил юношу, которого очень любил, что если тог услышит тревожные звуки в палатке халифа, пусть не высовывается из своей палатки, «потому что обстановка может стать очень опасной, когда войска неспокойны». Юноша отправился к халифу и передал ему весь разговор. Амра вызвали в царскую палатку. Он попытался выкрутиться, сказав, что юноша был пьян и абсолютно не понял смысла их разговора — но его расспрашивали еще и еще, а потом передали Итаху^{463}.

Ахмед тем временем запаниковал. Он послал малышка-раба выяснить, что происходит с Амром, и когда узнал, что того допрашивают, попытался превратиться в обвинителя. Он обратился к Ашинасу, заявив, что располагает информацией, которую может передать только лично халифу. Но Ашинас резко ответил, что засечет Ахмеда до смерти прямо здесь и сейчас, если. он немедленно не расскажет всего. Так история с заговором вышла наружу. Ашинас приказал двум армейским кузнецам сковать кандалы.

Тем временем главное доверенное лицо Аббаса, Харит ас-Самарканди, был допрошен самим халифом и вскоре признался во всем. Теперь и Аббас оказался под арестом. Мутасим обращался с ним по-доброму и позволил ему поверить, что его простили. Аббас даже позавтракал с халифом, а затем вернулся в свою палатку. Вечером Мутасим пригласил его снова; они сидели рядом, и халиф усиленно подливал ему вино. Вскоре Аббас выдал монарху имена всех, кто обещал ему поддержку.

Как только победоносная мусульманская армия вышла через Киликийские ворота на равнины северной Сирии и Ирака, Мутасим дал себе волю и провел чистку среди заговорщиков почти со сталинской жестокостью. Он безжалостно преследовал всех командиров, которые были вовлечены в заговор; их арестовали и казнили с изобретательностью, которая доходила до настоящего садизма. Аббас тоже обнаружил, что дни его попоек с халифом закончились. Когда он со своим конвоем достиг Манбиджа в северной Сирин, его спросили, что он будет есть, и предложили деликатесные, но соленые блюда; когда же затем он попросил пить, ему отказали. Его завернули в войлочное одеяло, и очень скоро он умер^{464}.

Амра аль-Фергани довезли до Нисибина в северном Ираке. Мутасим разбил свой лагерь в саду и позвал хозяина, чтобы тот выкопал яму глубиной в человеческий рост. После того, как хозяин начал копать, Мутасим послал за Амром. Когда привели пленника, халиф сидел в саду, перед ним стояло несколько чаш с вином. Халиф ничего не сказал прямо, но приказал тюркской страже раздеть офицера и выпороть его. Когда хозяин сада подошел сказать, что яма готова, Мутасим приказал, чтобы Амра напоследок избили дубинами, утащили к яме и бросили зуда. Амр не издал ни звука. Затем его засыпали землей^{465}.

Ахмеда ибн Халида привезли назад в Самарру, где посадили в крытую яму, но хлеб и воду ему спускали. Однажды Мутасим спросил Ашинаса, который держал Ахмеда под стражей, как он там. Получив ответ, он лишь сказал: «Этот молодец, должно быть, растолстел при таких условиях». Не требовалось переспрашивать — Ашинас приказал заполнить яму водой, чтобы Ахмед утонул. Но вода ушла через песчаную почву, и Ахмеда передали палачу^{466}.

Более семидесяти офицеров были убиты различными изощренными способами^{467}. Безжалостность и жестокость производили огромное впечатление на заключенных — но ясно также, что о судьбе пленных широко оповещали, и рассказы об их страданиях дошли до нас из множества источников. Намерения были ясны — наказать виновных или подозреваемых в заговоре, а также распространить ужас в среде тех, кто мог представлять собой опасность для режима. Вероятно, здесь крылась неуверенность почти на грани паранойи — как халифа, чей приход к власти был как минимум сомнительным, так и маленькой группы солдат и чиновников, которые удачно заняли ключевые посты в исламском государстве.

Оставался одни человек, который был чужаком в этой тесно увязанной группе — Афшин, принц Ушрусана. Был ли он действительно вовлечен в заговор против халифа или же, что кажется более вероятным, просто оказался окружен врагами, мы уже никогда не узнаем. Халифу докладывали, что Афшин собирается отравить его, или что он намерен сбежать в Ушрусан через земли хазар к северу от Кавказа, захватив мною денег, или что он состоял в изменнической переписке с Мазьяром, восставшим принцем Табаристана. Множество различных доносов в итоге родило подозрение халифа. Ясно одно — тюрки ненавидели Афшина, а он относился к ним с презрением, как аристократ к бывшим рабам. И, что сделало его положение еще хуже, он поссорился с Тахиридами, которые могли бы стать для него естественными союзниками, так как они подозревали его, справедливо или нет, в посягательствах на должность наместника Хорасана.