Двор. Книга 2

Искать, однако, не пришлось: Ляля почти сразу наткнулась на товарища Дегтяря, которого, наряду с другими свежепоступившими, временно поместили в коридоре, поскольку в палатах не было свободных мест. Товарищ Дегтярь заметил ее первый и, конечно, догадался по внешнему виду — растрепанные волосы, красные щеки, тяжелое дыхание — обо всем. Она не успела открыть рот, как он выразил свое возмущение и негодование, от волнения у него еще сильнее зачастил пульс. Ляля готова была упасть на колени, только бы он успокоился, и сложила перед собою ладони, вроде она в церкви и сейчас начнется служба.

Больные, которые лежали по соседству, невольно наблюдали за сценой; из палат выходили женщины, мужчины, трое-четверо с утками в руках, и тоже останавливались. Иона Овсеич потребовал, чтобы Орлова немедленно ушла отсюда и больше ее ноги не было здесь, но Ляля, вместо того чтобы сразу подчиниться, наклонилась над кроватью, заправила свисавшие концы простыни, подтянула угол одеяла, мимоходом схватила больного за руку и подержала в своей руке. От слабости Иона Овсеич не мог достаточно противостоять и вынужден был терпеть. Больные все стали на сторону Ляли: теперь такая заботливая жена — это редкость, и надо сказать спасибо судьбе, а не капризничать и ворчать.

Иона Овсеич зажмурил глаза, чтобы не видеть, потому что положение сделалось уже совсем глупое. Ляля немедленно воспользовалась, поцеловала в лоб и громко, как маленькому ребенку, приказала ему слушаться доктора и ни в коем случае не подыматься с постели, а с нянечкой она договорится отдельно.

У Ионы Овсеича на языке вертелись слова из народной поговорки, что услужливый дурак опаснее врага, но приходилось молчать, иначе эта пытка могла продлиться до бесконечности.

Перед уходом Ляля взбила матрац в ногах, чтобы легче оттекала кровь, еще раз просила больного хорошо вести себя, а завтра утром она принесет передачу и проверит. Иона Овсеич по-прежнему лежал с закрытыми глазами, Ляля быстренько перекрестила мелким крестиком и тихонько, на цыпочках, вышла.

Во дворе, когда Ляля забежала на минутку и сообщила новость, возник настоящий переполох: если товарищ Дегтярь сам согласился лечь на койку, значит, дело не шуточное. Историю Граника с подпиской на заем люди хорошо знали с самого начала, но никто не хотел задумываться, чем это может закончиться для товарища Дегтяря. Клава Ивановна качала своей седой головой, как заведенная: за тридцать пять лет все привыкли, что Дегтярь — железный, Дегтярь все вынесет, все выдержит.

Оля Чеперуха и Катерина в один голос твердили, что ответственность за все полностью ложится на Ефима Граника, который из-за каких-то пятидесяти рублей толкнул человека на край могилы, а теперь, наверно, втихомолку радуется. Но, с другой стороны, товарищ Дегтярь сам виноват: если бы пять лет назад, когда Граника выпустили из лагеря, Иона Овсеич настоял на своем и не согласился отрезать для него кусок форпоста, сегодня не пришлось бы расплачиваться такой дорогой ценой. Получилось, как говорят люди: за мое жито ще и мене побито.

— Женщины, — размахивал кулаками старый Чеперуха, — мне стыдно перед соседями за ваши грязные помои!

Оля кричала мужу в ответ, что он несчастный тачечник, родился тачечником, умрет тачечником, а за свою семью, своих внуков ему никакой хворобы нет.

Зиновий в эти дни кончал дипломный проект, дома устроили все, чтобы освободить его от посторонних забот, и старый Чеперуха у себя в семье не имел с кем перекинуться добрым словом, В субботу он хорошо, как в старые времена, выпил и потребовал, чтобы ему дали Гришу с Мишей, он пойдет с ними на Привоз, в зверинец. Бабушка Оля прижала к себе обоих внуков, показала пальцем на деда и ответила, что им не надо идти на Привоз: они имеют дома свой зверинец.

Мальчики сначала стояли смирно и внимательно смотрели, потом неожиданно вырвались, подбежали к деду и уцепились с обеих сторон. Старый Чеперуха положил свои руки с толстыми пальцами им на головы, зажмурил глаза, по щекам текли слезы, и сказал пьяным голосом:

— Дети, если бы вы только знали, как болит душа у вашего деда. Ой, как сильно болит!

Ефим третий день подряд не возвращался домой. Никто особенно не удивлялся, пока не забил тревогу полковник Ланда, который сказал, что при такой неустойчивой психике, как у Граника, можно ожидать всего. Гизелла приказывала ему не вмешиваться в эту историю, но он, мало того, что брал под защиту Граника, готов был еще упрекнуть и обвинить Дегтяря, хотя тот сегодня лежал в больнице с подозрением на инфаркт миокарда.

Степан позвонил на судоремонтный завод, оттуда ответили, что Граника два дня нет на работе. Полковник Ланда посоветовал обратиться в милицию, а по своей линии обещал навести справки в морге. Из морга сообщили, что имеются неопознанные трупы, но по приметам, которые полковник перечислил, ни один не подходил.