Читаем Двор. Книга 2 полностью

Хотя только что все слышали просьбу, но получилось немного неожиданно, когда Ляля подбежала к Клаве Ивановне, в самом деле упала на колени, сложила ладонями руки и прижала к груди. Клава Ивановна схватила Лялю под локти, приказала немедленно подняться, та заупрямилась, тогда пришел на помощь Иона Овсеич, и общими силами поставили на ноги.

Ляля дрожала, по щекам текли слезы. Зиновий Чеперуха оставил свое место за столом президиума, вышел на середину сцены и громко, разводя руки над головой, захлопал. Зал подхватил аплодисменты, один за другим поднялись все ряды, от первого до последнего, и стоя приветствовали юбиляршу.

Когда буря стихла и люди уселись на свои места, в задних рядах послышалась какая-то возня. Председатель просил побыстрее успокоиться, но возня, наоборот, усилилась, раздались недовольные голоса, как будто вот-вот начнется перебранка, те, что сидели впереди, невольно обернулись и стали присматриваться. Оказалось, какому-то молодому человеку вдруг захотелось выйти, остальные возмутились и потребовали, чтобы он подождал до перерыва, а он еще нахальнее протискивался вперед, наступая людям на ноги, словно оглох и ослеп.

— Задние ряды, — обратился товарищ Дегтярь, — что там у вас такое?

Ответа не последовало, только громче стали голоса, поскольку молодой человек уже достиг прохода и демонстративно, глядя прямо перед собой, направлялся к дверям. Наконец, Иона Овсеич увидел, что это не кто иной, как Адя Лапидис, в первый момент было острое желание крикнуть: «Стой! Куда идешь?» — но люди успели распахнуть дверь и насмешливо пожелали молодому человеку хорошо проветрить мозги. У самого порога Адя споткнулся, издали могло показаться, что дали подножку, в зале поднялся веселый гул одобрения, и на том происшествие было исчерпано: дверь закрыли, а морозный воздух, который проник с улицы, только освежил помещение.

Председатель постучал авторучкой по графину и объявил: для вручения ценного подарка слово предоставляется Татьяне Гордейчук, мотальщице фабрики имени Крупской, регулярно выполняющей сменное задание на сто тридцать — сто сорок процентов.

Таня поднялась на сцену с целлофановым пакетом, заявила, что лучше своего бригадира Идалии Антоновны она все равно не скажет и положила подарок — трикотажный костюм из шелка, на кофточке вышит именной вензель — возле председателя. Товарищ Дегтярь повел рукой в сторону юбилярши, Таня вдруг смутилась, видимо, осознала свою оплошность, невольно прикусила зубами палец, Клава Ивановна сама подошла к ней, крепко обняла и, по обычаю, трижды расцеловались.

Степан Хомицкий предложил, чтобы юбилярша тут же примерила костюм, а вдруг не подойдет и надо будет менять, из зала раздались голоса в поддержку, но Таня ответила, что ошибки не может быть, поскольку мерку снимали заранее.

Иона Овсеич схватился за голову, как будто в диком ужасе, и закричал:

— Татьяна, что же ты открываешь наши государственные тайны!

— Ничего, — откликнулся Зиновий, — здесь все свои, а от народа у нас секретов нет!

Таня опять смутилась, сильно покраснела, но люди так искренне смеялись, что, в конечном итоге, можно было только радоваться комичному обороту, которого загодя никто не планировал и не мог предвидеть.

Понадобилось время, чтобы зал угомонился, однако шум возобновился с удесятеренной силой, едва председатель огласил: слово для ответа имеет юбилярша, Клава Ивановна Малая.

Выждав минуту, Клава Ивановна несколько раз показала рукой, что пора успокоиться, но эти призывы давали прямо противоположный результат, и оставалось только одно: терпеливо ждать, пока переполнявшие людей чувства не выльются полностью наружу.

Наконец, наступила тишина, Клава Ивановна секунду-другую внимательно разглядывала зал и произнесла, кивая в сторону председателя:

— Здесь меня поздравили с тридцатилетием общественной деятельности. Довожу до сведения присутствующих: тридцать лет моему юбилею исполнится ровно через один год и один месяц. Но наши организаторы немножечко поспешили, потому что в глубине души у каждого мелькал страх: а вдруг эта старая карга Малая возьмет да помрет, и мы не успеем!

В зале поднялся веселый ропот, послышались возгласы протеста, к ним присоединился президиум, один лишь товарищ Дегтярь молчал, как будто целиком принимает обвинение.

— Видите, — сказала Клава Ивановна, — сам Дегтярь не возражает. Но открою вам секрет: здесь я целиком на его стороне. На его потому, что Сталинская премия, которую партия и правительство дали моему сыну, это нафада всем вам, и сегодня, здесь, мы собрались на свой праздник. Позвольте же старухе Малой низко поклониться и сказать: родные мои, дети мои, сердечное вам спасибо!

Клава Ивановна поклонилась на три стороны, люди ответили аплодисментами; Дина с Тосей занимали места в первом ряду, обе невольно прослезились, слева и справа сидели совсем посторонние люди, глаза тоже подозрительно блестели, и время от времени приходилось вытирать мизинцем.

— Ой, — тихонько простонала Оля, — наша Малая прожила-таки красивую жизнь: можно завидовать.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже