Перед второй сменой Иона Овсеич собрал у себя агитаторов, в последний раз накануне воскресенья, изложил по памяти важнейшие цифры из сообщения ЦСУ, люди торопливо записывали и поражались, как у человека столько удерживается в голове, потребовал от каждого персонально, чтобы снова навестили своих избирателей, проверили, каждый ли получил приглашение, запомнил ли свой номер по списку, это тоже характеризует с известной стороны, и в заключение повторил, что дверь к Дегтярю всегда открыта, пусть не жалеют и не боятся уходить сивку в крутые горки. Хотя не все поняли шутку, многие догадались по тону, по выражению лица, послышалось веселое оживление, а у Ионы Овсеича вдруг опять, как под утро, закололо в боку, на миг перед глазами сделалась чернота, чудом удержался на ногах, некоторые заметили, смотрели испуганными глазами, но Иона Овсеич уже совладал с собою, пожелал всем присутствующим успеха и закончил по-фронтовому:
— В атаку, товарищи! Вперед!
Едва люди разошлись и успел присесть на диван, позвонила Орлова и спросила, когда он вернется домой, она обязательно должна повидать по срочному делу. То ли от усталости, то ли от нездоровья, Иона Овсеич вдруг рассердился, закричал, сколько можно тревожить по пустякам, когда придет, тогда придет, и бросил трубку. В первые минуты сделалось как будто легче, даже прибавились силы, однако вскоре заскреблись кошки на душе, стало по-человечески жалко эту женщину, которая искренне хочет, чтобы все было хорошо, но далеко еще не научилась отделять главное от второстепенного. Сейчас она, наверняка, продолжает стоять где-нибудь возле телефона, на холоде, и проливает слезы от незаслуженной обиды.
Иона Овсеич взглянул на часы, пассаж на Дерибасовской работает до девяти, можно еще успеть. С трудом поднялся, от ворот направился в сторону Пушкинской, подождал несколько минут троллейбуса, не было ни одной машины ни туда, ни сюда, и двинулся пешком. Вначале ноги были тяжелые, как две колоды, но постепенно размялся, зашагал быстрее, и теперь все заботы были об одном: как бы не опоздать. Пришел буквально в обрез, кассирша уже пересчитывала выручку и предупредила покупателей, что ее ждет инкассатор, терять с ними время она больше не будет. Иона Овсеич подошел к прилавку, из двух продавщиц выбрал ту, которая поплотнее, повыше ростом, и попросил показать пару капроновых чулок, размером как на нее. Продавщица отрицательно покачала головой: капрона нет. Иона Овсеич возмутился: что значит нет! Вся Одесса ходит в капроновых чулках — и нет капрона! Продавщица, видимо, немного устала за день, тяжело прикрыла глаза и вторично покачала головой: капрона нет, есть фильдекосовые и фильдеперсовые. Иона Овсеич спросил, какие лучше, продавщица пожала плечами, смотря на чей вкус, и положила на прилавок две пары, обе коричневые, почти шоколадные. Чулки выглядели неплохо, довольно нарядные, с шелковистым блеском, но хотелось немного посветлее. Продавщица мельком глянула на свою напарницу и улыбнулась: если для жены, это как раз самые подходящие, светлее не надо. Нет, сказал Иона Овсеич, он хочет посветлее, ближе к телесному цвету. Продавщица ответила, посветлее вряд ли найдутся, открыла ящик и тут же, почти не пришлось искать, вынула другие две пары, желтоватый лист каштана, как бывают ноги у блондинок в конце лета. Эти понравились больше, Иона Овсеич внимательно осмотрел верхнюю часть и спросил, не будет ли тесновато, если плотные бедра. Нет, сказала продавщица, фильдекос и фильдеперс хорошо растягиваются, в крайнем случае, может чуть не хватить в длину, но под платьем незаметно. Ладно, кивнул он, можно выписать обе пары, и пусть положат в какую-нибудь коробочку с поздравлением. Коробочки не было, нашли розовую ленточку с красивой надписью «3 святом-8-го березня!», это выглядело тоже довольно элегантно. Иона Овсеич поблагодарил, продавщицы поздравили его с наступающим мужским праздником 23-го февраля, в ответ он поздравил с выборами, а также с предстоящим Днем 8-го Марта, и пожелал успехов в труде и личной жизни.
Когда он направился к дверям, обе продавщицы и кассирша продолжали смотреть вслед, со стороны могло показаться, что чуть пригорюнились, затем убрали палку, стоявшую поперек входа, и закрыли дверь на задвижку.