Читаем Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти полностью

Артем Сергеев, часто отдыхавший со Сталиным, вспоминал: «Сталин очень любил Кирова. Он ездил на вокзал в Сочи встречать поезд Кирова». Иосифу Виссарионовичу нравилось отдыхать с Кировым. Он не стеснялся Мироныча и ходил с ним даже в баню. Когда Киров купался в море, вспоминал Артем, Сталин иногда приходил на берег и терпеливо ждал.

После смерти Нади дружба Сталина с «Кирычем» стала еще крепче. Сталин в любое время дня и ночи мог позвонить своему фавориту в Ленинград. На ленинградской квартире Кирова, у кровати, до сих пор стоит вертушка, по которой он разговаривал с вождем.

Приезжая в Москву, Сергей Миронович предпочитал останавливаться, однако, не у Сталина, а у своего закадычного приятеля Орджоникидзе. Серго безумно любил Кирова. Его жена рассказывала, что однажды он даже подстроил автомобильную аварию, чтобы Киров опоздал на поезд.

Сталин и Киров были как братья, рассказывает Сергеев. Они смеялись друг над другом, шутили, травили неприличные анекдоты. «Они были большими друзьями и всегда нуждались друг в друге».

Все это, однако, вовсе не означало, что Иосиф Виссарионович полностью доверял Кирову. Осенью 1929 года Сталин организовал в «Правде» критику друга. Сталин мог порой сильно сердиться. В июне 1928 года в «Ленинградской правде» была опубликована статья за подписью Кирова, которая, похоже, подверглась незначительным сокращениям. Это обстоятельство стало причиной гневного письма Сталина любимцу. Оно является наглядным примером того, каким параноиком мог быть вождь, даже если дело касалось мелких вопросов. «Я понимаю, что существуют технические причины. Однако мне неизвестно ни об одной похожей статье у кого-нибудь из других членов политбюро… Странно, что под сокращение попали именно те наиболее яркие 40–50 слов, в которых говорится о том, что крестьянство является капиталистическим классом… Жду твоего объяснения».

Киров не считал Сталина святым. В 1929 году, когда Сталин стал вождем, ленинградцы вспомнили ленинские слова об его грубости. Киров хорошо знал необычный менталитет старшего друга. Однажды какой-то студент прислал вождю письмо, в котором просил ответить на ряд вопросов по идеологии. Сталин отправил письмо Кирову с запиской: «Киров, ты должен прочитать письмо студента Федотова. Политически абсолютно безграмотный молодой человек. Может, ты позвонишь ему? Вероятно, это испорченный член партии, который любит выпить. Думаю, не стоит привлекать ГПУ. Кстати, этот студент, по-моему, очень хороший обманщик с антисоветским лицом, которое он ловко скрывает под маской простачка. „Помогите мне разобраться, – просит он. – Может, вы все понимаете, а я – нет“. Привет, Сталин».

Несомненно, крепкая дружба Кирова с Орджоникидзе, Куйбышевым и Микояном беспокоила Сталина. Многочисленные кризисы 1932 года: заговор Рютина, возражения Кирова против его казни, страшный голод в стране и самоубийство Надежды – показали вождю, что он нуждается в более преданных помощниках.

После смерти Нади Киров практически вошел в семью Сталина. Сталин настаивал, чтобы он останавливался у него, а не у Серго. Киров так часто бывал на кремлевской квартире вождя, что знал, где лежат простыни и подушки. Он спал на диване.

Дети любили Кирова. Светлана иногда устраивала для него кукольные представления. Больше всего ей нравилось изображать работу правительства. Первым секретарем, конечно, был ее отец. «Моему первому секретарю, – писала маленькая девочка правителю огромной империи. – Приказываю вам взять меня с собой в театр». Свои веселые распоряжения она обычно подписывала: «Хозяйка (Светланка)».

Светлана развешивала приказы в столовой над столом, где стояли правительственные телефоны отца. Сталин улыбался, приговаривая: «Слушаю и повинуюсь».

Каганович, Молотов и Орджоникидзе были в кукольном правительстве Светланы вторыми секретарями. К Кирову она относилась с особой теплотой, отмечала Мария Сванидзе, потому что «Иосиф с ним крепко дружил».

Постепенно Сталин вернулся к напряженной и аскетической кочевой жизни большевика-подпольщика. От бытования простого бедуина она отличалась лишь тем, что сильнее напоминала караван монгольского хана. Хотя Сталин был консерватором и не любил перемен, он не мог долго оставаться на одном месте. Ему нужно все время двигаться, постоянно куда-то переезжать. В его домах, конечно, имелись кровати, но главным местом отдыха служили большие диваны. Они стояли во всех комнатах.

– Никогда не сплю на кровати, – признался он как-то одному из гостей. – Всегда только на диване.

Вождь засыпал на том диване, на котором читал.

– Интересно, у кого из исторических деятелей была такая же спартанская привычка? – спрашивал он и тут же сам себе отвечал, показывая свои поистине энциклопедические знания: – У Николая I.

Всемогущий вдовец и его любящая семья. Серго, большевистский принц

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги