Читаем Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти полностью

Придя в себя после ангины, Сталин вызвал в Кунцево генерального прокурора. Несложно представить эту встречу. Иосиф Сталин ходил взад-вперед по комнате, попыхивая трубкой и давая ценные указания. Трусливый Андрей Вышинский, бледный от страха, строчил в блокноте, стараясь не пропустить ни слова. «Эти злодеи не имеют никакого права быть советскими гражданами… они боятся советского народа, боятся наших людей… Их тайные соглашения с Японией и Германией являются соглашениями зайца с волком, – лихорадочно записывал прокурор мудрые мысли Хозяина. – Когда Ленин был жив, они выступали против Ленина…»

Сталинские мысли о врагах в 1937 году показывают более важную причину для убийств сотен тысяч людей, чем оппозиция большевистской партии. «Может, ваши ошибки объясняются тем, что вы потеряли веру», – говорил он, обращаясь к старым большевикам. Эти слова объясняют почти религиозную ярость надвигающейся резни.

От напряжения у Сталина вновь воспалились миндалины. Ему пришлось лечь на обеденный стол в столовой, чтобы профессора могли осмотреть его горло. Профессора остались в Кунцеве на ужин. Вскоре приехали и члены политбюро. За столом произносились тосты, рекой лились вино и водка. После того как гости вышли из-за стола, врачи с изумлением смотрели, как танцуют руководители Советской России.

Сталину в тот вечер было не до танцев. Его голова была занята важными задачами, стоявшими перед ним в этом страшном году. Вождь предложил выпить за советскую медицину, но тут же многозначительно добавил: «…Враги и среди докторов есть. Вы это скоро увидите!» Вождь был готов начать Большой террор.

Серго. Смерть

«безупречного большевика»

Юридическая мелодрама в зале суда началась 23 января 1937 года. В круговорот Большого террора немедленно попали тысячи новых потенциальных жертв. Карл Радек, с которым, не исключено, работал сам Сталин, много шутил, но это был черный юмор. Во время следствия, говорил Радек, его не пытали. Это он пытал следователей, месяцами отказываясь отвечать на вопросы.

Затем он произнес слова, которые, очевидно, услышал от самого Сталина: «Но в нашей стране есть полутроцкисты, четверть-троцкисты, троцкисты на одну восьмую, люди, которые помогают нам [троцкистам], не зная о существовании террористической организации, однако симпатизируя ей и нам». Смысл этого высказывания, конечно, ясен. Анализируя его вместе с выступлением Вышинского, можно сказать, что именно в начале 1937 года Сталин решил придать репрессиям полную беспорядочность и хаотичность. Те, кто не верил слепо в идеалы марксизма-ленинизма, должны умереть.

Процесс длился недолго. Он закончился 29 января. В 19.13 судьи отправились выносить приговор. Они совещались до трех часов ночи. Тринадцать обвиняемых, Пятаков в их числе, были приговорены к расстрелу. Радек получил десять лет. После вынесения приговора у Блохина появилась новая работа. Николай Ежов был награжден за успешно выполненное задание должностью генерального комиссара государственной безопасности и квартирой в Кремле.

200 тысяч москвичей, околдованных советской пропагандой, собрались на Красной площади, невзирая на 27-градусный мороз. Они пришли с флагами и транспарантами, на которых было написано: «Приговор суда – приговор народа». К собравшимся обратился Хрущев. Столичный руководитель гневно осудил Иуду Троцкого, как бы намекая, что если Троцкий – Иуда, то Сталин – Иисус. Кстати, Юрий Жданов слышал, как Сталин порой в шутку сравнивал себя с Иисусом Христом. «Поднимая свою руку на товарища Сталина, они поднимают руку против всего лучшего, что есть у человечества, – гневно клеймил предателей Никита Хрущев, – потому что Сталин – это надежда… Сталин – наше знамя, Сталин – наша воля, Сталин – наша победа». Советская Россия утонула в девятом вале ненависти, страха и кровожадности. Мария Сванидзе написала в дневнике, что низость и коварство Радека превосходили все мыслимые пределы. «Эти аморальные чудовища заслужили такой конец, – возмущалась она и изумлялась: – Как мы могли так слепо доверять этой банде негодяев и мерзавцев?»

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги