Двор Тьмы

Прежде чем я успела произнести в ответ хоть слово, двери усыпальницы мистически, без посторонней помощи, раскрылись. Мертвая тишина, нарушаемая лишь стальными петлями тяжелых дверей, сковала ледяной коркой мое сердце.

Огромное помещение, должно быть, когда-то покрывала позолота. Теперь оно было полностью черным, будто обгоревшим, как погибшие Помпеи. Дорические колонны, изогнутые кариатиды, лепнина, статуи богов и животных: все равномерно покрывал пепел настолько глубокого черного цвета, что он, кажется, поглотил не только свет, льющийся из хрустальных люстр вулканического стекла, но и звуки. В усыпальнице стояла мертвая тишина. Как в непроницаемой шкатулке, где стрелки часов застыли в полночь, навсегда отметив время, когда Людовик XIV стал Людовиком Нетленным. Три столетия назад.

Почетное центральное место в мавзолее занимал огромный саркофаг из черного камня. Гроб, в котором Король покоился в течение дня.

Мы увидели монарха, возвышавшегося над нами в черной шелковой рубашке, над которой сверкала золотая маска. Без коронационной мантии и расшитого жюстокора он казался еще более величественным. Закатанные рукава открывали обнаженные мускулистые руки со вздутыми голубыми венами, змейками разбегающимися по белой плоти, словно прожилки по барочному мрамору.

Инстинкт самосохранения приказывал бежать прочь от могущественного хищника, возглавляющего вершину всех пищевых цепочек.

Но ноги, под действием тех же демонических сил, что околдовали меня во время неутомимой джиги, повели к Королю.

Туфли, ступая по черному паркету, не издавали ни звука.

Из-под золотой маски не доносилось ни слова.

И все же я слышала оглушительный голос, эхом резонирующий внутри меня так четко и мощно, что самая жестокая мигрень не выдерживала сравнения:

«Диана де Гастефриш, подойти ко мне и глотни из источника вечной жизни».

Ледяной, безжизненный холод Тьмы парализовал волю. Нетленный поднял правую руку. Его ногти удлинились, словно когти огромной чудовищной кошки.

Король приложил острие указательного пальца к своему левому запястью и проколол одну из вен, из которой выделился темный бисер вязкой жидкости. Затем он притянул меня за шею. Простым нажатием когтя монарх мог запросто свернуть мне голову. Так же легко, как кролику.

Сквозь прорези маски я увидела расположенные всего в нескольких сантиметрах от меня черные зрачки, заполнившие весь белок. Бездонные, вселявшие животный, бессознательный ужас. Ужас из глубины веков и кошмаров моего детства. Ужас из истоков человеческого рода, уязвимого перед огромными хищниками, населяющими Тьму.

Хотелось убежать, но тело не слушалось.

Хотелось закричать, но рот не мог произнести ни звука.

Король Тьмы заткнул его своим окровавленным запястьем.

Обжигающе ледяная жидкость, тяжелая, как свинец, пролилась на язык. У нее не было вкуса. И все же показалось, что я пробую саму смерть.

Пока Нетленный вливал в меня свою кровь, насыщенную тьмагной, я через его мощное плечо наблюдала за Тристаном, одновременно близким и уже безвозвратно далеким. Как будто размеры этой вневременной усыпальницы вышли за рамки законов геометрии.

Юноше удалось подойти, не привлекая внимания Короля, к задней стене и поднять одну из темных деревянных панелей. Ту, что с головой льва. Он выпрямился, держа в правой руке кол, а в левой – серебряную шпагу. Бесшумным, скользящим шагом приблизился к суверену. В сжатом, не пропускающем ни звука воздухе его губы беззвучно двигались, светлые волосы приподнялись.

Железная хватка королевских пальцев на моей шее внезапно ослабла. Ужасный источник, из которого я пила против воли, резко оторвался от моих губ.

В тот момент, когда Нетленный повернулся, Тристан бросился на него всем телом, чтобы вогнать острый кол в самое сердце.

Беззвучный вой потряс до глубины души. Как будто все звезды Вселенной в одночасье обрушились с небес. Черные стены усыпальницы зашатались.

Длинные пальцы Короля, обезображенные непропорциональными когтями, обхватили кол, пронзивший его грудь. Но Тристан глубже заталкивал смертельное оружие, напрягая все свои силы. Он бросил мне серебряную шпагу.

Дрожащие губы беззвучно крикнули, потонув в усыпальнице:

– Обезглавь его!

На лице юноши появилось то самое кровожадное выражение, как и тогда, на охоте, сразу после нашей сумасшедшей погони, прямо перед нашим волшебным поцелуем.

Экзальтированные глаза клялись в абсолютной любви:

«Ты госпожа моего сердца! Ты будешь моей королевой навеки!»

Я видела в них собственное отражение: грозной правительницы, самой могущественной из всех, которую когда-либо знал мир. Той, которой я могла бы стать: увенчанную серебристой бурей в волосах, испускающую Тьму из-под бровей.

Дрожащей рукой я подняла шпагу и вонзила ее до упора в шею Тристана. Он выпустил кол. Ноги его подкосились. Упав на колени, он прижал обе руки к горлу, откуда упругой струей хлынула кровь. Сквозь длинные светлые пряди выпученные лазурные глаза смотрели на меня с изумлением. Залитые кровью губы, которые всего несколько дней назад я страстно целовала, открылись, произнося мое имя.